или выцарапанные на ярком, почти ультрамариновом фоне неба, ограждали переливающийся блеклыми оттенками зеленого луг от остального мира. Воздух – яркий, звенящий – сладким морозцем вливался в легкие. Не было нужды заставлять себя ни о чем не думать! Айрис стояла, смотрела, дышала. «Прекрасно! Волшебно! Изумительно!» Хорошо, что Хлопотунья не слышит ее восторгов.
– Это Зима, Фрэнк? – спросила Айрис не смеющего побеспокоить ее рейнджера.
– Да, Мэм. Начало. Должен быть снег. Но я не знаю, как здесь…
– Никто из нас не знает. Но мы ведь увидим?
– Без проблем, Мэм.
Какие странные вопросы задает эта… мадама. Командор предупреждал его держать ухо востро!
Они пересекли луг, вошли в завораживающую впечатлением внезапной пустоты рощу. Морозный воздух – Айрис начала чувствовать его – покалывал щеки, уши. Появляющиеся тени деревьев, падая на тени от других деревьев, вязали причудливое, с каждой минутой уплотняющееся, темнеющее «кружево».
– Пора возвращаться, Мэм. Световой день короткий. А у нас нет с собой фонаря.
– Вернемся, Фрэнк. Но, – как бы про себя добавила Айрис, – не поверю, что в вашей экипировке не предусмотрен фонарик.
– Вы правы, Мэм. У нас, у меня есть фонарик. Но он один. Нас двое. Дорога плохая, и идти будет сложно.
Айрис почувствовала себя неловко.
– Не оправдывайтесь, Фрэнк. Я все понимаю. Сказала не подумав.
Морозный воздух все сильнее колол – нет, он щипал лицо, уши. Удлиняющиеся причудливые тени ветвей деревьев будто хотели ухватить, удержать их в холодных объятиях.
– Поспешим.
Пока они добрались до дома Айрис, стало почти совсем темно. Прав был Фрэнк: идти по такой дороге, да еще с одним фонариком – непростое занятие. Так, прощаясь, и сказала Айрис рейнджеру, поблагодарив за прогулку.
– Это вам спасибо, Мэм. Увидимся завтра.
Мощная фигура, расплывшись, утонула в мглистой мути зимнего дня.
Весь день Айрис чувствовала себя плохо. Возможно, не так плохо, как вчера, – привыкла, притерпелась к противному тягостному недомоганию. Но сегодня к нему добавилось изматывающее беспокойство. Айрис нечего было бояться, не о чем беспокоиться – это было не идущее от разума, а какое-то внутреннее, «физиологическое» беспокойство. Хорошо, что она отправилась на прогулку. Только успеть привести себя в порядок, переодеться – и Заседание. Некогда будет копаться в себе.
– Почему ты вернулась так рано, Малышка?
– Рано?! О чем ты, Хлопотунья. Снаружи темнотища.
– Что должно мне сказать это некорректное «темнотища», Малышка?
– Оно должно сказать тебе, что я еле успеваю подготовиться к Заседанию.
– Ты мне не сообщила, что Заседание переносится.
– Заседание не переносится. Это дополнительное Заседание. Но время то же, что обычно, – шестнадцать ноль-ноль по Среднепоясному времени.
– Сейчас только тринадцать ноль-ноль по тому же поясу, Малышка.
– Хлопотунья, с каких это пор Закон позволяет