придавало им особую значимость. В каждом рабочем месте красовалось кожаное кресло для клиента и гармоничный стол для мастера, сочетающий в себе несколько функций. В середине комнаты был расстелен огромный пушистый ковер ярко-алого цвета, поистине придающий комнате шик. Каждый мастер показывал папку с портфолио, в которой предлагались не только оригинальные тату, такие как национальные мотивы и этнические образы, но и портреты и надписи, сделанные различными каллиграфическими способами.
Я, конечно, не до конца понимала, что же мы сделаем, но мое сердце уже было к этому готово. Мы присели на мягкий диван того же красного оттенка, что и ковер и открыли папку. Я все еще была ошеломлена от своего решения и желания.
Прошло два года со дня нашего знакомства.
– Детка! Я хочу сказать, что мы не сможем провести наш отпуск после твоего выступления, – каким-то равнодушным голосом заявляет мне Кристиан.
– Что? – еле слышно выдыхаю я. Мое дыхание замедляется, и я начинаю терять способность мыслить. Его слова поражают меня неожиданностью, странностью и непонятностью. Мой взгляд застывает на отражении в зеркале в гардеробной, где я поспешно одеваюсь. Я вижу в своих миндалевидных глазах зеленого цвета страх, который ассоциируется у меня с приближающейся опасностью. Я силой заставляю себя не кричать от возмущения. После тренировки я обязательно выясню причину. Но сейчас я раздражена, возмущена, и с каждой минутой мой гнев нарастает. В течение полугода мы планировали наш совместный отпуск. Мы оба реально нуждались в этом, и он вполне мог бы быть осязаемым. Те часы наслаждения, которые мы заслужили после напряженных месяцев подготовки. Но сначала, разумеется, я обязана откатать программу на олимпиаде. Я верила, убеждала и надеялась, что смогу управлять своими эмоциями на предстоящих соревнованиях. В действительности, само ожидание было мучительным, и я частенько срывалась. У меня имеется только один шанс! И в тот момент, когда Кристиан озвучил эту новость, моя уверенность в себе не только пошатнулась, но и пришла к полному разрушению. Самое худшее, что я ничего не могу сделать и от этого схожу с ума.
Вечером мы ужинали в полной тишине. Это, наверное, первый и последний наш ужин, проведенный вдвоем. Первый-потому что я действительно злилась на Криса и не произнесла ни одного слова, а последний-он оказался последним совместным ужином в той, уже отдельно существующей от меня жизни.
Тот вид, что открывался с пятидесятого этажа его пентхауса был немыслимо завораживающим. Суматоха города и шум магистрали растворялись где-то в воздухе, принося только дуновение ветра. Огни прожекторов, фары машин, подсветка на зданиях делало это место сказочным. Рутинность и обыденность дня забывались, когда я, сидя в кресле-качалке, с высоты птичьего полета наблюдала, как неумолимо бежит время, там, внизу. Дни сменяются годами, в жизнь врываются новые люди, возникают новые планы и идеи. Кто- то планирует поездки, создает семью, встречается, строит планы на будущее, но это кто-то – не мы, а те, кто там – внизу. Мы, тут наверху, разрушаем