Гипнотизер. Реальность невозможного. Остросюжетный научно-фантастический роман-альманах из 6 историй
папку забрал, но его заботило теперь другое:
– Почему здесь таблеток меньше, чем я прописал? Ты самовольно уменьшила Тане дозу?
– Да сколько можно ее химией пичкать! – вспылила мать, считая, что лучшая защита это нападение. – Она от твоих лекарств вялая стала, спит много, кушает плохо.
– Мама! Да как ты могла?!
– Не смей на меня орать! – мать, как истинный манипулятор, схватилась за грудь и рухнула на стул, закатывая глаза. – Я не позволю тебе делать безвольный овощ из моей кровиночки! Таня не сумасшедшая, и твои таблетки горстями пить не обязана! Ты вообще кого угодно до ручки доведешь, с хорошими новостями ни разу еще не явился. Я тебя за этим разве сегодня звала? Думала, ты человек, и мы тебе не чужие, а ты… а ты… Даже квартиры девочку лишить хочешь!
– Это не я лишаю ее квартиры, а Санька постарался!
– Твой брат мертв, и ты не имеешь права полоскать его имя! О мертвых либо хорошо либо ничего. Ты бестактный и жестокосердный человек. У тебя хорошая зарплата, но вместо того, чтобы помочь нам выплатить долги, ты придумываешь хитроумные схемы, как уйти от ответственности. Верни мне папку, я передумала! Ты не будешь этим заниматься!
– Не верну. И я буду этим заниматься, потому как больше в нашей семье некому!
Мать закрыла лицо руками и затряслась в беззвучных рыданиях. Хотелось сказать ей что-то резкое, но Евгений сдержался. Это была не первая их стычка и не последняя. После смерти Саньки общаться с матерью стало совсем тяжело, что бы он ни делал, ей не нравилось. Она и прежде его не особо замечала, хотя он тянулся к ней, нуждаясь в любви не меньше старшего брата, но теперь все стало гораздо хуже. Потеря обожаемого первенца замуровала ее сердце наглухо, мать отныне слышала только саму себя, а заменить ей Саньку Женя не мог.
– Я к Тане загляну, – сказал он, отставляя тарелку. – Спасибо за рагу.
– Ты не доел! Я готовила, старалась. Брезгуешь моей стряпней, да?
– Аппетит пропал.
На стук Таня открыла сразу. У Ромашова создалось впечатление, что она стояла под дверью, прислушиваясь. Резкие реплики с кухни до нее тоже долетели, и глаза у Татьяны были испуганные и виноватые.
Он вошел, оглядывая появившиеся со дня последней их встречи рисунки, прикнопленные к выгоревшим обоям. Комната выходила окном на юг, и тут всегда было много света, даже в пасмурную погоду. Отчасти поэтому Таню сюда и поселили: лечить горе солнцем и витамином Д. Со дня похорон минуло три месяца, молодой девушке самое время было оживать.
– Я вижу, ты снова рисуешь, – констатировал очевидное Евгений, отмечая при этом, что для самовыражения племянница выбрала темные краски. – Получается замечательно. Это все или есть еще картины?
Таня показала рукой на альбом, лежащий на письменном столе.
– Можно взглянуть?
Получив согласие, Евгений медленно пролистал альбом. Все те же темные тона, кое-где и вовсе монохромные наброски, похожие на гравюры. Смена стиля и выбранных сюжетов – скверный признак, депрессия