и студии. Ну а те, у кого не пропало желание идти по нашей нелегкой, и далеко не всегда красной дорожке, наоборот, закаляются и уже четко представляют себе, чему будет посвящена их жизнь в течение 4 – 5 лет обучения в театральных вузах.
…и умение плавать
– Ни в коей мере не хочу оспорить вашу позицию, Константин Юрьевич, но не задать этот вопрос не могу. Надо ли создавать какие-то особые условия для талантливых детей? Талант всегда пробьет себе дорогу. Взять, к примеру, вашу собственную творческую биографию – ведь никто вам не помогал. Это, знаете, как плавать научиться – кинули тебя в воду, и, если ты поплыл, то молодец. Ну а если не поплыл…
– Я вам все сейчас объясню. Не думаю, что большинство из нас, но каждый второй именно так учится плавать. Но даже если кого-то, не умеющего плавать, бросают с лодки, а он начнет тонуть – вы же его спасете? И здесь то же самое. Надо или не надо, это уже другое дело. Я хочу подчеркнуть, что это все бесплатно для детей, что это социальный проект. Это дополнительное образование, воспитание. А надо или не надо воспитывать людей, которые через несколько лет придут в нашу жизнь как профессионалы? Я думаю, что надо.
– А вас часто из лодки выбрасывали?
– Хватало.
– Спасал кто-нибудь или сами выплывали?
– Если буквально, то физически один раз спасли. А если образно… Да, выбрасывали часто, но у меня были хорошие учителя, и не только в театре, но и по жизни, благодаря которым, как мне кажется, я если не научился плавать окончательно, то какое-то время на воде все равно продержусь.
– Предлагаю перейти от метафор к более конкретным вещам.
– Нет ничего более конкретного, чем метафора.
Не нужно повторяться
– И все же. Готовясь к роли, входя в нее, вы ведь не только сценарий читаете, но и биографию своего персонажа? Взять того же адмирала Колчака – вы очень органично смотрелись в этой роли на экране.
– Знаете, если бы я вошел в роль Колчака, то, наверное, сошел бы с ума. Сыграть человека, который в 22 года страдал ревматизмом, – это можно попробовать на уровне собственной физики и пластики, но сыграть человека, который знал восемь языков и мыслил соответственно – это уже сложнее. Работая над Колчаком, мы сделали такой обобщающий образ офицера, который отвечает за все слова, что произносит. Если он говорит «люблю», значит, действительно любит. Если говорит «да», значит – да, «нет», значит – нет. Это было сложно потому, что в нашей жизни, в наше время, мы привыкли слово «да» понимать как «нет», а слово «нет» понимать как «да». Мы привыкли бросаться словами «любовь» и «смерть». А такое слово, как «Отечество», вообще исчезло из нашей речи. И вот если получается сказать эти слова, если они остаются в памяти зрителя, то значит, нам хоть что-то удалось.
– Мне кажется, что вы не очень дорожите своим адмиралом?
– Мне