точно все в порядке? Может, я могу чем-то помочь? – в этот момент я поняла, что для бывшей жены, которую предали и бросили, я слишком спокойна и дружелюбна.
Наверное, Леша подумал об этом же, потому что в его глазах я прочитала удивление и желание поскорее от меня отделаться.
– Спасибо, я как-нибудь сам, – ответил он, проведя рукой по своей новой татуировке на запястье и опустив глаза вниз.
Здесь мне больше были не рады, поэтому в последний раз окинув взглядом квартиру, и почувствовав тонкий укол в сердце – ведь еще недавно это был мой родной дом, мое убежище и моя крепость – я взяла сумки и вышла за порог. Леша вновь виновато улыбнулся, пожал плечами и закрыл за мной дверь.
На глаза навернулись слезы обиды, и я не стала их игнорировать. Я нажала кнопку «Стоп», и кабина лифта зависла где-то между этажами. Сумки упали на пол, я села на одну из них и заплакала. Мне было больно, обидно, а еще я чувствовала дикую безысходность, которая разрывала мое сердце. На людях я всегда старалась выглядеть спокойной и невозмутимой, даже если на душе скребли тигры. Даже при Марине мне было неудобно проявлять свои чувства и показывать слабость. Я знала, что она меня поймет и обязательно поддержит, но невидимый барьер всегда удерживал меня от демонстрации собственного бессилия.
И вот, здесь и сейчас в кабине лифта, в доме, в котором я прожила несколько счастливых лет, я сижу и плачу, глядя на корявую надпись на потолке. Пару лет назад мы с Лешей возвращались со дня рождения его друга. В тот вечер он был веселым, пьяным и излишне романтичным. Когда мы поднимались домой, он решил доказать свою любовь, нацарапав ключом мое имя на потолке лифтовой кабины. Утром он этого не помнил, и я заметила, что ему даже было немного стыдно. С тех пор надпись осталась, и теперь мне было невыносимо больно смотреть на нее. Я промокнула глаза бумажным платочком, зеркало сообщило мне, что макияж остался на прежнем месте, после чего я поднялась на ноги, отряхнула испачкавшуюся штанину и нажала на кнопку первого этажа. Все будет хорошо, нужно просто немного подождать, убеждала я себя, спускаясь вниз.
Когда мое долгое путешествие с пятого на первый этаж успешно завершилось, и двери кабины открылись, я увидела Иру и Юру – своих бывших соседей снизу. Они посмотрели на две огромные сумки у меня в руках и сочувственно улыбнулись. В последнее время каждый, кто узнавал о нашем разводе, буквально считал своим долгом выразить сочувствие и с жалостью заглянуть мне в глаза. И каждый раз меня подмывало сорваться и закричать, что никто не умер, что река жизни всего лишь вошла в новое русло, что незачем изображать сочувствие. Но вместо этого я лишь сдержанно улыбалась и благодарила за теплые слова поддержки.
– Привет, соседка, – сказала Ира.
– Помочь с сумками? – спросил Юра.
– Нет, это последняя партия, спасибо, – ответила я. – Вся моя жизнь уже в машине.
Они знали о нашем разводе, но тактично молчали, и за это я была им благодарна.
– Оксан, не забывай меня, ладно? –