вас мне хоть в петлю полезай.
– Служба наша такая, будьте с деньгами поаккуратней. Жулья хватает везде, разрешите откланяться.
– Не побрезгуйте отужинать со мною, господин Путилин!
– Извините, Петр Петрович, но мне хотелось бы остаток ночи провести со своею семьею.
Направив агента к даме, над которой нависла смертельная опасность, Иван Дмитриевич направил туда же трех переодетых полицейских, чтобы наблюдали за домом. Напрасно они мерзли на морозе, ночь прошла без происшествий, а утром придя на службу, Путилин обнаружил принесенный пакет, в котором лежала сторублевая ассигнация и записка: «Покорнейше прошу передать агенту за беспокойство и усердие». Только спустя месяц полицейский признался, когда вошел в богатый дом он был поражен, что на две персоны сервирован стол.
– Прошу прощения, Дарья Николаевна, в котором часу может явиться Ваш поклонник?
– Какой поклонник? – удивилась дама.
– Да тот, что собирался Вас убить?
– Не знаю я никакого поклонника! – с улыбкой произнёсла хозяйка.
– Как не знаете? – остолбенел агент.
– Я пошутила, сидела в одиночестве, а сегодня праздник, вот и решилась прийти к Путилину разыграть сценку. Сочинила историю. Правдива ли была?
– А вы часом не актриса?
– Нет, Бог миловал.
– Но Вы же могли взбудоражить весь сыск…
– Что за удовольствие Вам разбираться в шутке бедной женщины. И знаете, – она улыбнулась, – не поверю, что Вам неинтересно находится в моем обществе.
Возразить было трудно.
Пороки человеческие. 1871 год
Весь день тяжелые тучи медленно плыли по небу, только под вечер пошел мелкий моросящий дождь. С улиц и без того пустых начали исчезать последние прохожие, остались только спешащие по делам или возвращающиеся домой, иногда пробегала фыркающая лошадь, понукаемая извозчиком.
Ванька, посыльный при купце Феропонтове, быстрым шагом, иногда переходящим в бег, спешил выполнить поручение. Обувка промокла насквозь, он чувствовал при каждом шаге неприятную мокроту. На Верейской улице он наткнулся на лежащего на земле человека и грохнулся в лужу, вымочив единственные штаны. На глаза накатились слезы.
– Ты чего, – только и сумел произнёсти он, шмыгая носом.
Обидно споткнуться о пьяницу в такой непригожий день.
– Домой бы шел, – он потряс за плечо лежащего, – дома небось теплее.
Человек не отвечал, только в распахнувшемся вороте показался глубокий разрез на шее, из которого уже перестала течь кровь.
Ванька отпрянул и заверещал детским неокрепшим голосом.
В прихожей раздался звон колокольчика. Шаркающей походкой, бранясь вполголоса, прошла Глаша,.
– Кого черти принесли, на ночь глядя?
Хотя до ночи было еще далеко, в сентябре не так рано темнеет, как петербургским зимним вечером.
– Иван Дмитрич, – раздался зычный Глашин голос, – Иван Дмитрич, помощник