смекнёт. Говорили, что одной лишь дани елагов и плугарей ярам мало, что жаждут они без войны прибрать все земли к северу от Немиры. Потихоньку увеличивают свою рать у данников, якобы для защиты, а когда ярской рати больше княжеской и в Совете свои ярам люди, то князь – уже не князь.
Ещё, перебрав хмельного, на пирах шептались, что как только яры соседские земли под себя подомнут да наместников своих вместо князей посадят, то соберут большое войско, оланков добьют, а горян запрут в их скалах – с голоду помирать. Станут тогда яры в долине единственными хозяевами, а бывшие соседи-данники у них в рабах будут.
– Вот если б добыть что, записанный уговор, или того, кто слышал, видел, как яры с подземцами сговариваются, – по горечи в голосе Дарьян понял, насколько обида на яров давняя, заветная, – и оланкам в их хвалёном суде подтверждение в морды сунуть! Тогда, может, они наконец уразумеют, что такой мир хуже любой сечи! Оторвут от мягких кресел свои холёные зады, загонят яров обратно на север – камни грызть. А мы поможем! В этот раз никто из князей в стороне не останется. – Былята покивал сам себе. – Войне быть. Не за дань – за жизнь драться будем.
– А точно ли засаду яры подстроили? Подземцы к нам часто наведываются, – Дарьян хотел вызнать у воеводы побольше, ведь он при князе-плугаре – правая рука.
Показалось, Былята посмотрел с сожалением, совсем дурачок, что ли, очевидное не разумеет? Да и ладно, лишь бы сказал!
– Вот именно, что к нам наведываются, в сёла окраинные, девок в лесах воруют, а не под стенами дозорной крепости лазают. Да и когда они в такую даль от своих отрогов забирались? Как узнали, в который день поедем? А что не наугад нас стерегли – это уж не сомневайся!
Дарьян спешно покивал, соглашаясь.
– Ярун, сукин выродок, – Былята распалял сам себя, – даже улыбку не прятал, когда спрашивал, довезём ли благополучно, груз, дескать, после прошлогоднего неурожая особо ценный! Теперь уж Годота противится перестанет. И Совет тоже. Ярскую рать возьмём. А все наши вои в поле пахать пойдут! – То ли от боли, то ли от жгучей досады старый воевода скрежетну зубами.
На пороге как из-под земли возник парень. Запыхался, словно городскую стену дважды обежал, но держался с достоинством, давил жадные вдохи. По облику – точь-в-точь те молодые, с бритыми висками ратники, что бились накануне утром на поляне перед конюшней, но его самого Дарьян не вспомнил.
– Великий князь пленённого подземца на смерть осудил, вас ждут, чтобы увидели исполнение приговора!
Изумлённые плугари переглянулись. В глазах друг у друга ответа не нашли и заторопились вслед гонцу. Со стороны больной ноги Дарьян подпёр раненого плечом, закинул его руку себе на шею.
Проковыляли через дворик и влились в разномастную толпу яров. Народ живой рекой со множеством притоков стекался по узким улочкам в направлении готового взмахнуть крыльями исполина-Симаргла.
По обеим сторонам улицы имелись деревянные мостки, по ним без спешки, князьями шли воины. По большей части – с бритыми висками и короткими