и немного на Белуччи13. Она умеет красиво говорить. Но как она могла так измениться? Сияющая Мадонна верхом на месяце, в позолоте солнца и венце из двенадцати звезд… Эвита14-Бонита15.
«Не плачь по мне, Украина», – поет ведущая киллерского шоу.
Заслуженный учитель Украины растапливает лед Килиманджаро. И ты – семиголовый рогатый зверь, ты клянешься дать ей на блюде, чего она ни попросит.
– Убей, – приказывает она.
2. Сумо-зомби на Павловом поле
Странной была его походка.
Странно, что он вообще шел.
Его звали Константин Мажара. И это была его ночь, его последняя ночь.
Сумо-зомби на Павловом поле16. Ходячий мертвец Ниси17 против киры18 Хигаси19, того, кто пришел с востока. Через Лесопарк, улицу Деревянко и Саржин яр – в гости к этому ёкодзуну20, десу, десу21. Дзикан иппай22 до победной кати23.
Я знал, что многоэтажка нависает над местом силы – чудодейственным источником. Здесь, на дне оврага, в купальне исцелялись многие. Особенно после того, как её освятил епископ Онуфрий. Лечили простатит и непростатит, бесплодие и безбрачие. Но ранение в сердце, тем более на таком расстоянии от живительной воды…
Ниси попытался провести ёрикири24, но я выскользнул и пальнул вдогонку. Складки на затылке чавкнули и проглотили пулю.
Мажара наконец остановился, завел руку за голову и ощупал рану. А потом закричал, как муэдзин: «Айя-аля!.. Айя-София… Анна-Мария… и Санта Люсия!..»
Судя по всему, он знал многих женщин. Заткнув пробоины пальцами-сардельками, Мажара продолжал выкрикивать имена:
«И Венера… И Вранча… И Гея…»
Новостройки звучат громко. В этой тоже были слишком тонкие стены – картонные, бутафорские. Конечно же, все слышали выстрелы и крики. Однако дом по-прежнему спал мертвым сном. Вернее – притворялся.
Соседи лежали под одеялами, надеясь, что им почудилось. Надежда – компас земной. За смелость никто не наградит. А утром вставать на работу… Или все-таки вызвать милицию? Какой теперь номер – сто два?.. Но ведь затаскают как свидетеля… Нет уж, пускай другие звонят… Глазки закрывай, баю-бай!
Мажара никак не укладывался. Толстокожий дикий кабан, щетинистый, неуклюжий. Он выписывал пьяные зигзаги, рисуя кровавую авангардистскую картину. Цеплялся за мебель, рушил, переворачивал. Налетал на стены, отталкивался и дальше валял ваньку-встаньку.
«Клируотер… Копперфильд… Теллер!»
Для этого сумоиста нужен был больший калибр. Я пожалел, что не взял ружье.
Раненый, бешеный, он вдруг ломанулся в контратаку. Сорвал со стены телевизор, занес над головой и – хаккэёй!25 – доской.
Я попал ему в рот. Повторил между глаз. Мажара фыркнул, встряхнул