но мне-то некогда было думать о свете.
– Думать необходимо. Умная должна быть фотография.
– Ладно, кончай, меня и так все бесят. Сейчас и ты попадешь в их число. Я на всех ору: на родителей, на друзей, и особенно на себя. Не знаешь, в чем причина?
– Может, заслужили?
– Кончай язвить. Везде мерещится бардак, меня все раздражает, особенно близкие, им больше всех достается.
– Как же Париж?
– А что, Париж?
– Можно же жить впечатлениями.
– Слушай, давай без эзотерики. Лучше скажи, что это?
– Забей. У меня тоже такое бывает.
– Может, осеннее?
– Может, оттого, что спишь одна, – попыталась поднять настроение подруге Фортуна, откусывая очередное печенье.
– Опять смеешься?
– Нет, я читала про гормональные сбои, такое случается, – уставилась она на висящий в ее комнате большой плакат группы Placebo, по которой она когда-то сходила с ума.
– Этого только не хватало. А у тебя как с этим?
– Ты представляешь, он поцеловал меня, – внимательно рассматривала она одного из участников группы, задаваясь вопросом: «Что я тогда в нем нашла?»
– Кто?
– Оскар. Помнишь, я тебе рассказывала.
– Ты серьезно? И как это было?
– Будто и не было вовсе, а так – легкая фантазия на тему «Красавица и Чудовище».
– Что же дальше? Страшно хочется знать!
– И мне страшно.
– Ну расскажи.
– Все пока, была еще эсэмэска. «Каждый день я вдыхаю твой космос, чтобы ярче горели звезды», – нашла эсэмэску в телефоне Фортуна.
– Красиво. Что, поцеловал и уехал? Где это было?
– Дома. Он приезжал к нам в гости.
– Дома? С ума сойти. А родители?
– Они не знают. Родители – это бонус к моему существованию. Живут себе. Папа на Севере, мама на кухне, – вытерла рукой усы от молока Фортуна. – Никому нет до меня дела.
– Теперь уже есть. Ну отец же приезжает, наверное, иногда?
– Да, конечно, приезжает со своими тараканами. Вечно чем-то недоволен. Постарел, что ли? Раньше с ним веселее было. Может, это я сильно изменилась в его глазах, оттого что мало общаемся.
– Он же у тебя парашютист?
– Да, все время обещает меня с собой взять. Но дальше обещаний пока не прыгнуть.
– А ко мне сегодня клеился один дед.
– Дед?
– Да, именно дед, давай я тебе перезвоню, расскажу. Это словами не описать.
Через минуту Вика позвонила:
– Алло!
– Да, слышу тебя.
– Так вот, он присел ко мне рядом на скамейку в тот самый момент, когда хотелось побыть одной, и начал грузить вопросами:
– Вы знаете кому этот памятник? – И сам себе отвечает: – Кутузову.
– Спасибо, я не знала. Они все такие похожие.
– Я бы мог вам много рассказать об этом городе и проводить по заповедным уголкам, – прошамкал он своими сухими губами и поправил седые усы. – Хотите?
– Нет.
– А чего вы хотите?
– Я