Кшиштоф все время боялся, что когда-нибудь Мюрат все-таки измыслит поручение, которого он не сумеет выполнить. Обнадеживало только одно: у маршала наполеоновской кавалерии оставалось все меньше времени выдумывать проблемы для пана Кшиштофа Огинского. Русские неуклонно отжимали французов на запад, к Парижу, а следовать за Мюратом в обреченную столицу пан Кшиштоф не собирался. Пусть ищет себе другого служку или учится сам таскать из огня каштаны.
По левую руку от пана Кшиштофа тусклым свинцом поблескивало рябое от дождя зеркало воды. Дорога в этом месте шла вдоль невысокого обрыва, под которым медленно струилась река. За спиной пана Кшиштофа сквозь серую ненастную мглу смутно виднелся мост – тот самый, который намеревался подорвать этот глупый мальчишка, его кузен. Пан Кшиштоф не сомневался, что если русские клюнут на заброшенную им удочку, то Вацлав непременно вызовется первым сунуть голову в капкан – такова уж была его натура, что в своих действиях он руководствовался скорее сильно преувеличенным представлением о дворянской чести, чем рассудком. С точки зрения пана Кшиштофа такое поведение представлялось донельзя глупым. Впрочем, это казалось очень удобным: излишне твердые принципы лишают человека гибкости, он становится предсказуем и, следовательно, легко уязвим. Хорошо зная характер своего кузена, старший Огинский много раз поддевал его на крючок.
Пан Кшиштоф покосился направо, где за изумрудно-зеленой полосой приречного луга более темным пятном выделялся росший вдоль оврага кустарник. Из-за низкой облачности и висевшей в воздухе мелкой водяной пыли казалось, что над лугом стелется туман. Возле кустов туман был гуще, как будто там все еще висел пороховой дым – след недавней жестокой схватки. Огинскому почудился запах пороховой гари, но этого, конечно, просто не могло быть.
Откуда-то донеслось протяжное лошадиное ржание. Пан Кшиштоф вздрогнул и, привстав на стременах, потянулся к морде своего жеребца. Он опоздал: закинув голову, конь разразился призывным ржанием. Огинский в сердцах плюнул и опустился в седло, чувствуя, как бешенно колотится сердце. Бояться ему, по большому счету, было нечего, но лошадиное ржание застало его врасплох, и живший в душе пана Кшиштофа заяц мигом навострил уши. Увы, за героической внешностью польского дворянина скрывался обыкновенный трус. Множество смелых проектов пана Кшиштофа так и остались проектами по причине его трусости, и многие его предприятия потерпели крах из-за нее же. В случае крайней нужды Огинский умел обуздывать свою трусость и, как правило, весьма успешно скрывал это позорное качество от окружающих, но это получалось у него не всегда.
Переложив поводья в левую руку, он запустил правую в складки плаща и нащупал за поясом рукоятку пистолета. Прикосновение к гладкому дереву немного успокоило его, и пан Кшиштоф, запрокинув голову, огляделся. Вскоре он увидел одинокого всадника, который, торопя мышастую кобылу, скакал к нему со стороны оврага. На голове