пить с ним не будешь, ибо всё в нём не по-честности, а только по правде. Ну, и куда такую правду акунуть? Я прямо так и вижу, как этакий стремящийся к развитию, обладающий самоуважением, выдержкой и мужеством аристоном-англичанин травит собаками индусских шудров.
– Э, не может! Он же ещё относится с уважением к другим людям.
– Это вообще просто: надо не считать за людей тех, к кому ты с уважением относиться не собираешься. Шудры для них не люди – вот и полная правда… А само слово – «правда» – хорошее, только номинал у него небольшой и золотом, – постучал по груди, где по его разумению хранилось человеческое золото, – не обеспечено. Правда может быть карманной, у каждого своя, а честность в кармане не умещается, её только тут, – постучал по грудине, – носить можно…
– А как же слеза ребёнка?
– Плохо. Придётся поплакать.
Пришли.
– Ну, где твоя лужа?
Заливная низина с другого края острова очень напоминала обыкновенное болото. После поселившейся в глазах и текущей всего в двухстах метрах светлой широкой реки она, спрятанная от клонящегося уже солнца густыми островными зарослями, сразу придавила обоих рыбачков своей мрачностью.
– Днём надо было сюда, пока солнце с этой стороны, как-то мне… бр-р…
Да уж, как заметил ещё автор «Орли», «ничто на свете так не смущает душу, так не тревожит, а порою и пугает её, как болота. Но откуда берётся этот страх, парящий над покрытой водою низиной? И что уподобляет её некой созданной воображением стране, грозной стране, хранящей непостижимую и смертоносную тайну?.. Нет, тайна, которую источают болота, которую всосали в себя их густые испарения, куда глубже, куда значительнее – это, может быть, тайна самого творения!»
Посмотрели друг на друга с недоумением: «вот же рядом река, чистая, песчаное дно, рыбы – во!.. Нет, надо в это непонятное болото. Что мы за люди?»
– Ну, скажи, почему мы от чистой реки полезли в тухлое болото?
– Там же что-то есть, там же определённо что-то есть.
– А в реке?
– Да в реке-то ясно что – рыба.
За кустом, растущим в воде, метрах в пяти от края, раздался сильный всплеск, как будто уронили в воду хорошее брёвнышко.
Семён остановился – холодок, запрыгнувший на затылок от непонятного грохота, с затылка скатился к ступням и приморозил их к земле.
– Может, ну его, этого сома?
– Ты что? – возмутился Аркадий. – Давай, накати по-взрослому, да раздевайся!
Накатили, закачались.
Бредень оказался длинным только в магазине, когда его растянули вдоль берега лужи, получилось, что «не замочив ноги», лужу не процедишь, пришлось заходить – сначала по колено, потом по пояс.
– Ты же говорил, ребята даже трусов не замочили!
– Так они с корзинами, по краю.
– По краю… А холодно… ключ, что ли, тут… Заходи, заходи теперь глубже!
Мотня с траком («чтобы хорошенько по дну прошёлся, все эти сомы да сазаны в иле!»), проползя от края болота метров пять, вдруг резко клюнула вниз.
– Есть! –