полицейский устроился в кресле, всем телом подавшись вперед и целиком погрузившись в сумасшедший дом, творящийся на экране.
– Господин Карасев, сбавьте тон! – осаждал большеголового карлика гриб-боровик во френче не то военного образца, не то японского покроя.
– Вы, господин ведущий, выражаете субъективную точку зрения, – брызгал слюной Карасев. – Но я вас не осуждаю. Как кремлевский выкормыш, именно так вы и должны говорить! Я один непредвзято смотрю на вещи!
Ведущий взвился как ужаленный.
– Давайте без оскорблений, а то я озвучу, чьим выкормышем являетесь вы, господин Карасев! Вы и ваши сторонники!
Под крики и ругань, тщательно следя за стыками линолеума, я тенью проскользнула вдоль стены, шмыгнула на лестницу и, стараясь не хлопать шлепанцами по пяткам, быстро сбежала на первый этаж. Дневная жара уступила место ночной прохладе, и, пользуясь великодушием природы, все двери больницы были распахнуты настежь, позволяя ночному ветерку выгонять из темных углов приемного покоя застоявшийся полуденный зной. Стараясь держаться в тени, я миновала отделанный мраморными плитами холл и вышла в больничный парк. Идти нужно так, чтобы, по возможности, не попадаться на глаза прохожим. Особенно нарядам полиции, частенько курсирующим на служебных автомобилях вдоль моря. Ведь я как-никак нахожусь под следствием, и простая формальность – проверка документов – может спутать все мои планы. Пробравшись по темной аллее к воротам, я пролезла сквозь погнутые прутья ограды и устремилась по шоссе к дому отца.
Дорога вилась по горному серпантину. С одной стороны корабельные сосны стеной уходили ввысь до самых облаков, с другого края дороги темнел обрыв. Внизу расстилалось бескрайнее море, обрамленное отвесными скалами. В скалах зиял грот. И у грота светился маяк. Тот самый маяк, у которого живет Толик, и куда я как можно скорее должна принести полтора миллиона рублей. Красота этого места завораживала, и я на секунду сбавила шаг, залюбовавшись окрестностями. Я часто гуляю в горах. Могу часами бродить по крутым тропкам, смотреть на море и радоваться практически полному одиночеству.
Мне очень повезло, что отдыхающие санаториев – народ ленивый, и дальше набережной и пляжа их путь простирается крайне редко. А я забираюсь в такие отдаленные уголки Дельфиньей бухты, что время от времени думаю, уж не заблудилась ли. Но у меня всегда получается благополучно отыскать дорогу обратно к морю, а там-то уж, по берегу, я легко добираюсь домой. Гошенька обычно едет у меня на плечах, крепко обхватив шею ручонками. Мысль о Гоше вернула меня к действительности, и я торопливо зашагала по серпантину дальше. Можно, конечно, заявить в полицию и забрать сына без всяких денег. Вполне допускаю, что многие матери именно так бы и поступили. Но я так делать не стану. Я возьму у отца деньги и отдам Толику. А остальное меня не волнует.
Пусть я слабая, пусть глупая, но я такая,