превращалась в забитого ягнёнка. Или даже в гадкого утёнка, которому пришлось научиться не плакать.
В классе меня называли заморышем. Появилась куча комплексов. К тому же зрение сильно испортилось из-за любви читать по ночам. Чтобы бабушка не ругалась, я накрывалась одеялом, включала фонарик, отвернувшись к стене, и читала. Меня уносило в мир индейцев из прерий или в подводный мир Жюля Верна. Только с книгой я чувствовала себя счастливой, мечтая о дальних странах и о том, что когда-нибудь и я найду жениха, с которым мы станем идеальной парой. Он будет носить меня на руках, подавать пальто и открывать дверцу автомобиля, а я статная, красивая, красивая настолько, что мальчишки, которые дразнились, будут бегать за мной… Так и засыпа́ла, забывая выключать фонарик.
Иногда, я всё же плакала, но только по ночам, и так, чтобы не слышала бабушка. Часто вспоминала, как Серёжка катал меня на плечах, вырезал со мной платья для бумажных кукол, и как смешно он корчил рожи через стекло балконной двери, когда я нечаянно замкнула его там, а достать до ручки, чтоб открыть, не могла. Он тогда успел жутко замёрзнуть, пока со школы не пришла Машка и не впустила брата. Про такое чудо, как мобильники, в те времена ещё никто и не слышал.
Сергей вернулся из колонии, но немного другим: более взрослым, с колючим взглядом и наколкой на кисти. Сказал, что набил от скуки. Мать к тому моменту уже и с этим отчимом разошлась, он вместе со своим сыном, тем самым Тимуром, съехал от нас. Долго и шумно. Они неделю, не меньше, выясняли отношения, кто и что купил в квартиру, делили каждый гвоздь. Я, на всякий случай, спрятала в бабушкин чемодан свои любимые куклы и заставила его стеклянными банками. Я слышала всё: обвинения и упрёки, – и клялась сама себе, что у меня точно всё будет по-другому.
Прошло пять лет.
Я ехала в электричке. Лето, невыносимая духота, ещё и бомж спал прямо в проходе между рядами сидений. Трогать его никто не решался, все надеялись, что скоро пройдут милиционеры и выгонят его. Обычно, они часто по вагонам ходили, а тут уже несколько остановок – ни одного. Я не выдержала вони, встала и перешла в другой вагон. Сев на скамью напротив старенькой бабули, я брезгливо поморщилась и понюхала свою футболку. Казалось, запах того бомжа преследовал меня.
Бабуля приветливо улыбалась:
– Куда ж ты едешь одна, малышка?
Меня часто принимали за ребёнка лет одиннадцати, хотя мне уже исполнилось пятнадцать. Не знаю, из-за роста, или из-за того, что я такая худая. Но это уже не удивляло.
– В Богдановку, узнать насчёт техникума. Хочу документы подать.
– Ой, а ты старшеклассница? – добродушно засмеялась старушка. – Выглядишь, как совсем кроха.
– Знаю, – вздохнула я.
– А чего в Богдановку? В село. Ты разве не с города едешь? Там же у вас три техникума.
– Четыре. Не хочу в городе, – не вдаваясь в подробности, неопределённо ответила я.
Оставаться в городе совсем не хотела. Лучше я буду жить в общаге, полной незнакомых мне людей, чем в квартире, где все друг друга ненавидят. Мать последние два года вообще с катушек