взглянул на часы на щитке.
– Ладно. Пять минут.
Дачес взял школьную сумку с пола, вылез из машины и затрусил вверх по склону к зданию.
А в машине Билли стал объяснять Вулли, почему ему с Эмметом надо успеть в Сан-Франциско к четвертому июля.
Эммет выключил зажигание и смотрел через ветровое стекло, мечтая о сигарете.
Пять минут прошли.
Потом еще пять.
Эммет качал головой, ругая себя за то, что отпустил Дачеса в дом. Никто никуда не забегает на пять минут, неважно, с утра или нет. Тем более не тот, кто любит поболтать, как Дачес.
Эммет вылез из машины и подошел к ней с другой стороны. Он прислонился к двери и посмотрел на школу; она была сложена из розового известняка, как здание суда в Моргене. Камень, наверное, везли из карьера в округе Касс. В конце тысяча восьмисотых из него строили здания муниципалитетов, библиотек и судов во всех городах в радиусе двухсот миль. Некоторые здания были как близнецы, и когда ты переезжал из одного города в соседний, казалось, что ты никуда и не ехал.
И все же что-то было не так в этом здании. Только через несколько минут Эммет сообразил, в чем странность: не было парадного входа. Строился ли дом как особняк или как школа, у такого внушительного здания должен быть подобающий вход. Должна быть подъездная дорожка, обсаженная деревьями, и солидная дверь.
Эммет решил, что они подъехали к дому с тыла. Но почему Дачес не направил их к главному фасаду?
И зачем он взял сумку?
– Я ненадолго, – сказал Эммет брату и Вулли.
– Давай, – отозвались они, не отрываясь от карты.
Поднявшись по склону, Эммет направился к двери, расположенной посередине. С каждым шагом в нем нарастало раздражение, он уже думал, какую взбучку устроит Дачесу, когда его найдет. Скажет ему понятным языком, что им некогда заниматься разными глупостями. Что его незваное появление – само по себе морока и поездка в Омаху отнимет у них два с половиной часа. А туда и обратно – пять часов. Но мысли эти вылетели у него из головы, когда он увидел разбитое стекло в двери – ближайшее к ручке. Эммет открыл дверь и вошел; стекло хрустело под ногами.
Он очутился в большой кухне с двумя стальными раковинами, плитой с десятью конфорками и большим холодильником. Как и в большинстве общественных кухонь, здесь навели порядок накануне вечером – столы очищены, шкафы закрыты, кастрюли висят на крючках.
Единственный признак беспорядка – кроме разбитого стекла, – кладовая, где выдвинуты ящики и на полу валяются ложки.
Через двустворчатую дверь Эммет вошел в обитую деревом столовую – шесть длинных столов, какие ожидаешь увидеть в монастыре. И дополняет религиозную атмосферу большое витражное окно, бросающее желтые, красные и синие пятна на стену напротив. На витраже Иисус, восставший из мертвых, показывает раны на руках – но здесь в дополнение к изумленным апостолам присутствуют дети.
Из столовой Эммет вышел в просторный вестибюль. Слева находилась внушительная парадная дверь, а справа – лестница из такого же лакированного дуба. В других обстоятельствах Эммет задержался бы, чтобы рассмотреть резьбу на филенках двери и балясины лестницы,