домов и больше шести десятков жителей – по крайней мере, так было до начала «германской»4. Селенье выросло из трёх дворов, и потому часть его жителей приходились друг другу не просто соседями, а близкими родственниками.
Мороз – не мороз, бежала Любава к своей двоюродной сестре Ольге, жившей тут же, в Соколье. У той в семье случилось страшное горе: в один год умер отец, а на другой не стало матери. На попечении девушки остались братья и сёстры, мал-мала-меньше – всех вместе семь человек; и только брат Илья был старше других. Из крепких середняков в одночасье они обратились в последних бедняков.
Жили сироты в своей избе одни, и в ту пору часто случалось бывать Любаве у Ольги. Зимой что – темно да скучно, оттого и собирались деревенские девушки на беседы то у одной, то у другой в избе, а то и отдельную избу поряжали, в складчину благодаря хозяев за хлопоты. С собой они приносили прялки, и целыми вечерами пряли под свои девичьи разговоры – от Михайлова дня до Николина дня отмеряли себе сорок пасм. Захаживали на беседы и парни. Но если осенью ещё плясала да играла молодяжка, то с Филиппова поста всё веселье воспрещалось до самых Святок.
А вот в Святки!.. В Святки наоборот: прясть нельзя, озорничать – можно. Можно нарядиться страшным кудесом, разворошить чужую поленницу, тайком погадать на судьбу, и ничего тебе за это не будет.
Как и всякие другие девушки, шальские придумывали себе нехитрые развлечения. То загадывали встречу с суженым во сне, положив замок с ключом под подушку, а то и на перекрёсток в полночь бегали. Слушали: не звенит ли где колокольчик? Откуда прозвенит, туда и замуж идти. Лишь бы успеть убежать с перекрёстка, чтобы бесы не схватили и не уволокли с собой! Слушали и просто под окнами изб, взяв с собой загодя испечённый прясной пирог5. Коль подслушанный разговор был добрым, значит, и год обещал быть хорошим. Ну, а коль о худом говорили или ругались, то и год ожидали худой.
Сыпали девушки в глубокие блюдья разные занятные вещицы – колечки, булавки и прочее. Пели подблюдные песни, судьбу себе выбирали. Гадали в банях с зеркалами и свечой: «Суженый-ряженый, постой передо мной…». Шептались в Шалге, что суженые впрямь являлись; правда, кому-то он раз показался не в зеркале, а отражением в воде, налитой в ведро.
На посиделки сёстры из Соколья ходили вместе, а после бесед оставалась Любава у Ольги на ночь и видела по-настоящему странные вещи. Когда и почему в доме сирот стал озорничать шумный дух, никто и тогда сказать не мог, а теперь уж и вовсе говорить некому. Плутовал помаленьку, на глаза не показывался, но только лягут все спать – дверь в сени возьми и раскройся сама… Ну, мало ли что бывает, девушки встанут, закроют, а дверь, как нарочно, обратно распахивается. Клубится пар в промерзших сенях, снаружи мороз лютый! Вот они опять закроют, крепко – на крючок, так крючок с петли срывается, и дверь снова стоит открытая настежь. Мучались, пока тому не надоест.
В другую