был исчезнуть из всех миров, кода думал, что Персефона погибла в Тартарарах.
Но Молли удивляет меня храбростью. Она, несмотря ни на страх, ни на то, что поняла, кто перед ней, все же решается выступить в защиту. А это достойно уважения.
– Береги себя! – шепчу я, усмехаясь. Замечая крохотный огонек в ее чреве, поднимаю взгляд. – Ведь от тебя сейчас зависит еще одна жизнь. Сохрани эту душу на Земле, не спеши ко мне.
Молли задыхается от волнения, и на ее глазах выступают слезы. Она все поняла, а больше меня здесь ничего не держит. Время застывает, унося мой силуэт навсегда из этого места, оставляя беременную девушку держаться за свой живот и беззвучно плакать с улыбкой на губах.
Я иду вдоль набережной и поднимаюсь на Эбби-стрит. Звонкий звук шагов разлетается по каменной мостовой, разбивая вечернюю тишину. Редкие машины проезжают мимо, выхватывая мою фигуру из полумрака. Едва ли они замечают одинокого путника среди тихих домов города.
За то время, которое я провел на Земле, моя тьма улеглась и я все больше приобретал человеческий вид. Мироздание само регулировало мою силу так, чтобы на мир не обрушился апокалипсис. Так же, как все, кто попадал в подземный мир, вынуждены были жить по его правилам. А ведь именно поэтому я не сразу заметил, что с Персефоной что-то происходит. Моя уверенность в собственной непревзойденности сыграла со мной слишком злую шутку. Я видел, что Перси научилась чувствовать нити, перемещаться, выращивать цветы на выжженной смертью земле, но закрывал на все глаза. Я действительно не мог поверить, что кто-то способен меня предать. А все ее умения списывал на личную необыкновенность девушки. Хотя и она имела место быть. Никто еще не имел такой чистой золотой нити. Никто еще не был настолько искренен и невинен, как она. Вот уж какая ирония – мы получаем нож в спину от тех, кого ею и прикрываем.
Вряд ли кто-то из людей смог бы провернуть подобное, пусть и с Зерном Граната. Что-то с ней было не так, и я не мог этого не выяснить. И хоть на пути к ее матери я уже догадывался, в чем дело, ноги упрямо несли меня вперед.
На полпути вверх по склону я замечаю узкую аллею из каменных ступеней, ведущих дальше, в гору. Сворачиваю в верхней части направо и упираюсь в ворота аббатства Святой Марии. Вопреки ожиданию, обнаруживаю свободно открытые створки высоких дверей.
Уже отсюда я чувствую ее – нить женщины, душа которой обливается кровью от горя. К удивлению, мое сердце невольно откликается, и мне хочется утешить, унять ее боль. Но я молча иду дальше. Горе людей – слишком зыбкая почва. Они проваливаются в него с головой и тянут за собой всех, кто протягивает им руку помощи. А помочь невозможно, ведь каждый раз это личное испытание, которое под силу пройти только одному. Близкие могут быть рядом, дарить надежду словом и поддержку верой, но падать с головой в эмоции другого – верный путь к смерти.
Она сидит на деревянной скамье, опустив голову. Вижу ее профиль, но лицо скрыто. Плечи сотрясаются от мелкой дрожи, но я остаюсь на месте, хоть рука непроизвольно тянется к женщине.
Да что со мной? Я никогда не замечал в себе этой абсурдной