в темноте. На полу нет ковра, стены голые. Уверена, на этих этажах никто не живет и даже не заходит сюда.
– Может, нам разделиться? – нахожу я в себе силы спросить.
Это последнее, чего я хотела бы, но, если благодаря этому мы сможем быстрее вытащить отсюда Серуту и вернуться к Темре, я готова.
– Нет, – отвечают оба парня одновременно.
– Мы бы быстрее обыскали замок, – говорю я.
– Да, – говорит Петрик, – но, если мы найдем Серуту, у нас гораздо больше шансов вытащить ее отсюда, держась вместе.
– Я согласен, – отвечает Келлин.
Я в меньшинстве, и я этому рада. Не хочу оставаться в этом месте одна. К тому же, наткнувшись на кого-то из обитателей замка, я даже не смогу убедительно солгать. Мне непросто дается общение с людьми.
Кажется, коридор тянется бесконечно. Дело усложняется тем, что здесь все еще темно. Лишь изредка встречающиеся окна пропускают достаточно лунного света, чтобы появлялись тени. Я убеждена, что каждая из них – это затаившийся в засаде человек, готовый наброситься.
Наконец мы добираемся до лестницы. Мои шаги едва ли громче, чем мое дыхание.
Темра. Ты делаешь это ради Темры. Не имеет значения, поймают ли тебя. Самое главное – сделать все возможное, чтобы спасти ее.
Вдруг мы слышим голоса и останавливаемся как вкопанные. Петрик замер в той же позе, в которой был – с поднятой в воздух ногой, готовый спуститься на следующую ступеньку вниз.
Я не могу разобрать слов; все слишком приглушенно. Кажется, что проходит вечность, прежде чем они заканчивают разговор и двигаются дальше.
Чем ниже мы спускаемся, тем лучше становится видно окружающее пространство. Свет свечей – пусть и слабый – освещает последние ступени лестницы, и мы оказываемся в еще одном коридоре. Окна слева. Двери справа. Я снова слышу голоса, но через мгновение они исчезают за тихо закрывшейся дверью.
На лбу выступает пот. Я чувствую себя перегретой, перенапряженной, переутомленной.
Мне страшно, и я в отчаянии.
Келлин протягивает руку и берет мою ладонь в свою. Только после этого я понимаю, что дрожу. Но я не отстраняюсь. Принимать от него утешение – неправильно, но я слишком сильно этого хочу. Мне нужно сосредоточиться на чем-то осязаемом, чтобы мои мысли не вышли из-под контроля.
Дверь всего в нескольких футах перед нами начинает открываться, и мы втроем ныряем за висящие слева от нас на окнах шторы. Так как наши руки все еще соединены, мы с Келлином прячемся за одной и той же занавеской, а Петрик замирает на расстоянии шага от нас.
Это плохое укрытие. Если кто-нибудь присмотрится повнимательнее, то увидит наши ноги, выглядывающие из-под штор, очертания наших тел за тканью.
Я стискиваю руку Келлина так крепко, что становится больно. Он сжимает мою руку в ответ, проводя большим пальцем по тыльной стороне моих. Шаги затихают, а затем мы слышим, как закрывается очередная дверь.
Я не знаю, сколько еще смогу это выносить.
– Крыло для прислуги, – шепчет Петрик, когда мы отходим от окон. – Высокопоставленных слуг держат поближе к комнатам знати на случай, если они