что очередная встреча «Логоса», скорее всего, состоится.
Влад заглянул к Нику вчера на рассвете, еще до того, как тот ушел из квартиры. Сообщил, что договорился с хозяином кафе на Йечной, да еще и успел всех оповестить, где и когда пройдет собрание.
Руководителю кружка осталось только согласиться и взять ключ.
– Не ходи к ним! Не ходи туда! – Анна подскочила, обняла за шею, как Младшая совсем недавно. – Мы обязательно придумаем что-нибудь! Сбежим! Уедем из города! Отправимся туда, где все нормально!
Ник только грустно улыбнулся.
От товарищей по работе он знал, что выезды с позавчерашнего дня перекрыты блокпостами, что человеческие машины не выпускают, а в тех, кто пытается вырваться, стреляют без колебаний.
– Не нужно что-то придумывать, – сказал он. – Я пойду, узнаю, что там и как. Только вот позавтракаю для начала… – и он подтянул к себе тарелку.
Надо порадовать жену хотя бы тем, что съесть ее стряпню.
Главный собор города носил имя Святой Троицы, и возвели его в те давние времена, когда в замке, на территории которого располагался храм, обитали самые настоящие короли.
Кто только не считал себя его хозяином за прошедшие века, и гордые католические прелаты, и неистовые табориты, австрийские императоры, коммунисты и даже правительство демократической республики, что вот уже пять лет судилось с церковью по поводу собора. Но теперь здесь сидели новые владельцы, и это Ник понял, едва перейдя Пороховой мост.
Ворота, что вели на территорию замка, охраняли трое Чужаков.
Шлемы они перестали носить с того дня, как всякое сопротивление оказалось подавлено.
– Я в собор, – сказал Ник, просительно глядя в лицо одного из них, такое человеческое, безупречно-правильное, если забыть про черные глаза и то, что их три. – Особая работа… Объявление!
Робот на гусеницах превратил его слова в последовательность неразборчивых фонем. Часовые разошлись в сторону, открывая дорогу, а один из них махнул ручищей – проходи, не задерживайся.
Очереди тут, в отличие от рабочей площадки около Высокой церкви, не было.
У входа в храм Ника заставили пройти через рамку, а затем еще и обыскали, грубо охлопав с головы до ног. Дрожа от унижения, пытаясь забыть то мерзкое ощущение бессилия, когда по тебе шарят чужие лапы, а ты не смеешь даже пошевелиться, он перешагнул через порог и удивленно застыл.
Нет, витражи сохранились в целости, как и колонны, и мраморный пол.
Но зато Чужаки ликвидировали остальное – орган, иконы, надгробия над могилами епископов, потемневшие от времени деревянные скамьи, роскошный алтарь, статуи архангелов с золочеными мечами, все то, что делает собор собором.
Огромный зал выглядел голым, пустым.
Ника грубо толкнули в спину, и он понуро зашагал туда, куда направлял его Чужак с автоматом.
Там, где еще несколько дней назад располагался алтарь, вздымалось нечто вроде огромной палатки с плоским верхом. Белые матовые стены позволяли разглядеть