когда Эдгель проводил ей между ног и раскрывал щелку! Она просто-таки дрожала! Изнемогала от страсти!
Эх… жаль, что нельзя оставить ее себе. Проклятый Аскер… надо было предложить ему хорошую сумму, он был не выдержал и отдал девку. Точно! Дал бы две сотни золотых, и Аскер схватил бы их, как голодный стервятник. Главное – показать живые деньги, вот мол, деньги, бери, и шагай, проигрывай в кости, тупая твоя морда!
Ну почему, почему он так не сделал?! Почему не сообразил?! Да можно было бы и пять сотен отдать! Что у него, денег нет?! Да их даже слишком много, а такой девки нет! Ой-ей… а теперь поздно. Теперь кто-то другой будет крутить соски и рвать задницу Белянке. А он, Эдгель, такой умный, такой деловой – просто спятивший осел, не увидевший своего счастья. Тьфу на него! Тьфу!
– Могу я осведомиться у господина, за какой надобностью ему нужен буквенник, и каким он должен быть? – бесстрастно спросила Меррель.
– За какой, за какой… в зад тебе его засуну, бесчувственная сука! – внезапно разозлился Эдгель, и тут же себя окоротил. Девка тут ни причем. Он должен злиться сам на себя. А она верный вопрос задает – для его же блага.
– Ладно, слушай – выдохнул работорговец – Девку я взял на аукцион, она не знает ни слова на нашем языке. Кто такая, как зовут – непонятно. Ее нужно обучить языку – хотя бы для того, чтобы понимала приказы хозяина. Этим займешься ты. Буквенник купишь хороший, с цветными картинками. Так будет легче учить. И смотри – две недели у тебя! Не научишь… знаешь, что с тобой будет. Потом две недели сидеть не сможешь! Учти! Деньги возьми в ящике, потом отчитаешься. С книжника возьми расписку – сколько отдала за книгу.
Задумался, после паузы добавил:
– Еще бумаги прикупи, и стилов для письма. Перьев не надо. Скажи Селме, что у тебя свободный доступ к Белянке, в любое время дня и ночи. Кстати, когда начнет говорить – если начнет – аккуратно выспроси у нее, кто она такая, и откуда взялась. И объясни, что если будет вести себя правильно – ее купит хороший клиент, она его ублажит, и до конца жизни будет жить в достатке и благоденствии.
– Как я – кивнула Меррель, и уже в который раз в бесстрастном голосе девушки Эдгелю послышались нотки… ехидства? Глумления? Нет, вряд ли – ведь она и правда живет очень хорошо. Никто ее не трахает, кроме хозяина, бить тоже боятся – он всем это запретил. Еда сытная, одежда хорошая. Другие рабы вообще голыми ходят! На их одежду никто не тратится! А она одета как настоящая вольная служанка из богатого дома. Даже ошейник, и тот – украшен позолотой и камнями, в знак того, что это особо ценная рабыня. Чтобы все, кто ее видит, не посмели обидеть такую рабыню, зная, что ответят по всей строгости закона. Убьют – возместят в тройном, а то и пятикратном размере. Украдут – сядут в темницу и лишатся правой руки. Изнасилуют – заплатят по тысячекратной таксе борделя! А ведь девка могла попасть и в бордель, а там скорее всего долго бы не зажилась.