покупателя, но и как хорошего соседа.
Чай скоро был приготовлен, и матушка попросила всех гостей к столу. Отец Владимир с отцом Зосимой присоединились к компании отца Григория. Молодежь образовала свой кружок. Завязался общий разговор, сначала про погоду, но вскоре же перешли на злободневные вопросы: заговорили про прибывшего владыку.
– Ну как ваше мнение, отец Григорий, о нашем новом архипастыре? – обратился отец Владимир к хозяину.
– Что ж вы его спрашиваете, – заметил доктор, – известно, будет хвалить. Ведь, если судить по рассказам, это воплощение его идеала. А помните, – обратился он к отцу Григорию, – вы передавали мне его первую речь к духовенству, мысли-то у него те, что и вы изволите проводить в своих проповедях.
– Да, вы не ошиблись, – восторженно начал отец Григорий, – я в восхищении от нашего нового владыки. По всему видно, что это человек искренний, горячо верующий в Евангелие и уж во всяком случае не бюрократ. От него веет чем-то апостольским. Вот если бы больше таких архипастырей было, то, может быть, нам не пришлось бы переживать такой упадок религии в русском обществе. Мне думается, что наш новый владыка сумеет поставить духовенство на должную высоту и через то сильно поднимет религиозный дух в нашем обществе и снова возвратит в Церковь давно уже отпавшую от Церкви интеллигенцию.
– Эк, куда хватили… Вот действительно в чем я вас, отец Григорий, никак не могу понять, – закипятился доктор. – По-вашему выходит, что интеллигенция ушла из Церкви из-за попов. Помнится мне, вы и в проповеди своей как-то раз объясняли ненависть интеллигенции к Церкви тем, что духовное сословие преследует не Божии цели, а свои, узкосословные. Полноте, отец Григорий! Слишком вы плохого мнения об интеллигенции. Неужели вы думаете, что она не может отделить в понятии о Церкви существенное от случайного: истинной Церкви – от попов-обирал, учение Христа – от проповеди какого-нибудь батюшки, наполненной богословской отсебятиной? Ведь не бросила же она, например, литературы из-за того, что в ней развелись всякие нечистоплотные бумагомаратели. Нет, здесь корень глубже лежит. Человечество перешагнуло уже за пределы того возраста, который может еще верить. Оно созрело. Разум вступил в свои права. Человечество вкусило от древа познания и больше уже не откажется от него. Слишком дороги для него данные, добытые знанием. Наука еще не сказала последнего слова, а если и есть голоса, говорящие о ее банкротстве, то ведь это только умственные трусы или ослабевшие умы, которым не под силу тяжелая работа знания. Как бы то ни было, а даже и то немногое, что добыто знанием как нечто положительное, дороже человечеству, чем те богатые и беспредельные сокровища всяких богословских и метафизических туманов, преподносимых ему религией. Наука и вера, религия и разум до сих пор остаются непримиримыми, несмотря на все попытки примирить их. И будущее принадлежит, конечно, науке, знанию, а не вере, потому что человечество, по русской пословице, всегда предпочтет иметь лучше синицу в руках, чем орла в небе… А стало