смог он тогда ответить женщине, прожившей с ним столько лет, но так и не ставшей ему хоть сколько-то родной.
Вернувшись в Бобровку, Михаил продолжал работать и отправлять деньги семье, только вот писем он уже не получал. А вскоре его денежный перевод и вовсе вернулся обратно… Вызвав на переговорный коммутатор Генку, Миша узнал, что мачеха продала всё – дом, скотину, какая была, и уехала к каким-то своим родственникам. Так оборвалась последняя ниточка, тянувшаяся от Миши к местам, где он родился.
Собравшись кое-как с духом, принял Михаил всё случившееся и стал жить дальше. Откладывал деньги, думал, может обзаведётся когда-то своим углом.
Как-то раз сидел он у себя во флигеле, усталая спина ныла от напряжения после смены, неожиданно тоска затопила душу, и он достал завернутую в чистый рушник мамину икону. В дверь стукнули и на пороге показалась хозяйка дома, Людмила Тимофеевна, с тарелкой и крынкой молока в руках.
– Не спишь еще? На-ко вот, угостись. По мужу моему, Ивану Прокофьевичу, годовая нынче. Уж почитай двенадцатый год нет его, ох…
Во флигеле запахло пирогами, Миша посмотрел в грустное лицо хозяйки.
– А это что у тебя? – Людмила Тимофеевна увидела икону на вышитом рушнике, – Как потемнела, помутнела… Образ-то почти не видать. Это твоя что ль?
– Да, моя. От мамы мне осталась, их с отцом венчальная.
– А что же ты, хоть отдай её вон в мастерскую при церкви, там у нас ведь иконописцы есть. Посоветуют, может что поправить можно, да и оклад в порядок приведут. Я вот отдавала, старая икона была, а вернули, так будто засияла.
Идея Мише понравилась, и в следующий же свой выходной он отправился туда, куда направила его хозяйка дома, прихватив с собой и мамину икону в рушнике.
Глава 3.
Благоговение и тишина встретили Мишу в небольшом старинном храме на самой окраине Бобровки, протянувшейся далеко вдоль реки. Храм стоял на невысоком холме, под которым с одной стороны простиралась Бобровка, а с другой шумел бескрайний зелёный лес, простирающийся до самого горизонта.
Что же видели на своём веку эти стены из белого камня, подумал Миша, встав скромно возле стены. Служба в храме закончилась, свечи догорали на кандилах перед иконами, людей в храме почти не осталось. Только невысокая старушка в светлом платочке сидела в углу, и щурясь читала небольшую книжицу.
– Добрый день, матушка, – почтительно обратился к ней Миша, – Простите, что вас побеспокоил…
– Здравствуй, сынок. Ничего, говори, чем тебе подсобить?
– Мне нужна иконописная мастерская, где найти?
– Пойдём, провожу тебя, это позади храма в хозяйстве, – женщина поднялась со стула и повела Михаила на двор, где располагались небольшие постройки.
Миша читал надписи на небольших строениях – «Крестильня», «Пекарня» и еще другие, которые ему были мало понятны. Давно, когда была жива его бабушка, мать его мамы, он смутно помнил, как воскресным утром она его, совсем малыша, водила на причастие. Теперь же знакомые запахи