ву женщине
Застыв в мгновенье, продолжается,
Всем непокорностью грозит,
Подчас с нечистым, видно, знается,
Но это свято умолчит.
Не все исполнит, что обещано,
Но в том и не ее вина,
Ее Величественность женщина
И горделива, и скромна.
И в откровениях не ложная,
Но зная, чем душа скорбит,
Сама себя улыбкой сложною
Она в Джоконду превратит.
Обманут так, чтоб им поверили,
Покорны, но когда лишь спят,
И завлекают нас Венерами,
И целомудрьем соблазнят.
Нашепчет ей такие тонкости,
Окружит множеством услуг
Поэт – он рыцарь мимолётности,
Но ей надежный нужен друг.
Следы оставят годы метами,
Их нелегко бывает смыть,
Ведь красота приходит с летами,
Но все трудней её хранить.
Доколе
Что на меня находит вновь?
К чему так биться, как птица в клетке?
Ждёшь, ну вот-вот упорхнёт любовь,
Гнездилась уютно когда-то на ветке.
А может, ну её, романтику, свят, свят, свят,
Всё выдумки, сердца бред неуёмный,
А вокруг подхалимы так и твердят:
«Какой вы талантливый, какой бездонный».
Да чтоб ни дна, ни покрышки хвальбам,
Тщеславие подкупит тупых и слабых,
Начхать на приличья, и на зло вам
Любовь ушедшую буду славить.
И зубы сжимать, и плакать в ночи,
И пусть запирают, как психа в палате,
Писал Маяковский: кричи, не кричи,
А вот извольте прочесть в «Нате».
И всё «Про это», всё про любовь,
Истосковалось сердце от боли,
А в строчке каждой сочиться кровь,
Стенать бесконечно буду доколе?
Последнее решение
Ты решила, что хуже не будет,
Вспомнив ссоры, измены, всю низость,
Но не могут так близкие люди
Разорвать эту самую близость.
Оборвать, растоптать с озлобленьем,
Находясь в стороне безучастья,
В нашей близости было спасенье
От грехов и падений, на счастье.
Полстолетия были мы парой,
Разомкнулись в объятиях рýки,
Это колокол хриплым ударом
Призывает к навечной разлуке.
Не сочтешь и скопилось что в давнем,
Не оценишь, чего это стоит,
Быть тебе под Даниловским камнем,
Мне в Кузьминках в семейном постое.
Не приняв до конца твою веру,
Буду Бога молить я и славить,
Хоть не верую, всё таки верю,
Кто связал нас, в беде не оставит.
Последний разговор
Этот день не принёс мне прощенья,
Ты клеймила меня за грехи,
Уходила и в ожесточенье
И с презреньем читала стихи,
Так давно что написаны вроде,
А тебе представлялось зазря,
Мол кисель в строфах розовым бродит,
Не желанная Фету заря.
Не тебе посвящённые лично,
Тем, другим, что, казалось, любил,
Правда их имена и обличья
Стёрлись в памяти, напрочь забыл.
Те стихи так наивны, случайны,
В преисподню иль к свету ведут,
А потом разбирайся отчаянно,
Где любовь, а где низменный блуд.
Ты клеймила за пошлость, банальность,
Чёрти что ведь с отчаянья несут,
Пресловутая, мол, гениальность
Только бред твой болезненный суть.
Но вот, те, что к тебе заклинанье,
Каждый звук, каждый вздох, каждый штрих,
Открывалось в них тайное знанье,
Как бы не был неровен мой стих.
Ты сочла, что тебе я не ровня,
Лишь прошу, что-то вспомнить сумей,
Потому, что мы связаны кровью
Наших внуков и наших детей.
И в последнем своём оправданье,
Близ черты, за которой уход,
Буду жить в ожиданье свиданья,
Что