были испещрены следами уколов.
− Папа, ты сейчас отпусти меня домой. Потому что у меня нет дозы, и мне будет тяжело, ты со мной замучаешься, а завтра, папа, я на всё согласен! У тебя же есть хорошие врачи. Я буду делать всё, что они скажут. Ты только сейчас меня отпусти: я доеду и буду дома, − упрашивал он, − ведь ты же отпускал меня не раз, и я всегда добирался нормально…
В голове у меня смешался винегрет, вспомнились слова Вовки Монгола: «Владик, если я в третий раз сяду на иглу, то даю тебе слово: вскрою вены или повешусь». А ещё его напутствие: «Владик, в жизни никогда не делай двух вещей: не колись и не играй в стиры».
− И давно ты колешься?
− Больше года, папа.
− И чем ты колешься? − я помнил, что Монгол кололся морфием.
− Мы, папа, варим ханку, − для меня это было китайской грамотой.
− А кто, Олега, тебе поставил первый укол? − спросил я. Дело в том, что сын всегда страшно боялся самого вида шприцев. Даже во время болезни врачи не могли его уколоть, если меня не было рядом. А тут − сам!
− Комаров, папа. Он сказал, что я − слабак… При парнях… И я дал ему уколоть меня.
С Комаровым они ходили в одну группу детского сада, и из их группы именно этот парень первым уйдёт из жизни. Потом на кладбище выстроится очередь.
Слёзы из глаз Олега текли ручьём, смотреть на это не было сил. Я понимал: нужно всё сопоставить, обдумать и тогда принимать решение.
Отпустив Олега, я ещё долго сидел в машине и вспоминал то, на что должен был обратить внимание раньше. Стало ясно и то, почему он отпрашивался в город после работы в саду, и то, почему начал носить рубашки с длинными рукавами и даже в жару не надевал футболки.
Куда подевались двести долларов и другие, менее значительные суммы, пропажу которых я относил на свою забывчивость, тоже стало понятно. Тут большого ума не надо…
Подошла Надя и позвала ужинать:
− А где Олег?
− Я отпустил его домой. Работа сделана − он отпросился. Я сейчас приду, только за забор схожу.
Далеко ходить не пришлось. Искал я минут десять-пятнадцать. Нашёл поваленное дерево, а в траве возле него − несколько использованных шприцев, которыми наверняка и кололся мой сын.
Пришёл на участок. Баня уже была не нужна, хоть без неё, наверное, было ещё хуже. Разлили с Надей немного водки, выпили, и я задал вопрос:
− Скажи, Надя, почему Олег, даже когда на улице жара, носит рубашки только с длинным рукавом?
− Не знаю. Ну, хочет − пусть носит, − был ответ.
− А ты руки у него видела? Посмотри: они все в уколах! − и увидел её застывшее лицо.
Ночь тянулась нескончаемо долго. Водка уснуть не помогала. В голове ворочались самые тяжёлые мысли.
Рано утром сели в машину и помчались домой. У меня родился небольшой план, который требовал обсуждения и, конечно, не с Надей.
Дома увидел мирно спящего Олега, и всё, произошедшее накануне, показалось дурным сном. Но это была жестокая явь.
Игорь в эту ночь дома не ночевал, видимо, гулял со своими школьными