на искренние переживания и мешались со страхами и безрассудством. Уже становилось ясно, что сегодня ни к какому решению прейти не удастся и Дора, дочь Годфри, молодая непоседливая девушка, скучающая в углу, начала понимать, что из этого собрания надо поскорей выбираться. Отец, стараясь привлечь дочь к реалиям общественной жизни, настоял на её присутствии в собрании. Но сейчас был настолько увлечён дебатами, что не заметил бы исчезновения крыши и стен, не то что отсутствия дочери. Дора, пользуясь моментом, на цыпочках выскользнула из бревенчатого зала, аккуратно прикрыв за собой массивную дверь.
Солнце было высоко, в голове роились мысли, в глазах рябило после тёмного помещения, никаких духов она никогда в жизни не видела и очень смутно представляла, что происходит за пределами пригородов Новгорода. Больше всего, впрочем, как и большинство молодых людей одного с ней возраста, её интересовала она сама. А весеннее настроение требовало любви и приключений.
Доротея была хороша собой: темноволосая, стройная и гибкая с большими глазами и очаровательной улыбкой. Она жила под пристальным взглядом своего отца, и в свои двадцать лет оставалась сущим ребёнком. Матери у неё не было, пропала однажды в лесу. Поэтому, с одной стороны, она была крайне избалована и совершенно не приучена ни к какому ручному труду, с другой, жила в условиях постоянного контроля. Отец хотел, чтобы Дора заняла видное место в обществе, поэтому настаивал на её присутствие в собраниях городского совета, но, учитывая специфику существования Доры, идеальной перспективой для неё мог быть только удачный брак. Свой досуг Дора проводила: рисуя и музицируя на старинном пианино, которое Годфри привёз для неё неизвестно откуда. Возможно, оно появилось в Новгороде в те времена, когда, люди почти ничего не умели делать сами, а только занимались собирательством среди руин. Ещё она регулярно посещала городскую библиотеку и увлекалась чтением древних книг, вывезенных первыми поселенцами из хранилища или музея прежней цивилизации.
Последние вылазки поселенцев в руины были примерно, когда Годфри исполнилось девять лет и он имел о них смутные воспоминания. Но в те времена на подобное дело уже отваживались только самые лучшие ходоки, переправляющиеся через реку на паре связанных брёвен, удерживаясь за толстую перетяжку. В брошенный город они не углублялись, а только шарили по окраинам и возвращались далеко не все. Поэтому последние лет сорок – сорок пять туда никто не ходил. Горожане научились делать всё необходимое, а в чём-то научились обходиться без привычного комфорта. Но не Дора. Для неё все условия жизни были созданы наилучшим образом. Вещи появлялись и пропадали, впрочем, как и люди, которые делали то что должны и растворялись в небытие за дверью, возвращались опять, выполняли свои обязанности и снова отходили на второй план до востребования. На вопрос: избалована ли она? Дора сама отвечала себе – да и весьма. Честность была её сильной стороной. Дора редко обманывала особенно