тут свекровь наша в больницу угодила. Ой, там все страшно – тяжелейшая операция, ужас-ужас, «если я не выйду из наркоза, возьми, Аня, столовое серебро из фамильного» – круговая подтяжка лица, в общем!
Мы с Аней к ней в палату, каждая по апельсину, языками цокаем, сочувствуем как подобает.
Потом прощаемся, уходим, только дверь в палату закрываем, и тут Анька вдруг пополам складывается и на пол оседает.
– Ой, – ржет, – не могу! – и свекровь пародирует: – «Предстоит тяжелая реабилитация… не знаю, как справлюсь… Господи, только пережить бы, сыночков своих еще хотя бы раз увидеть…»
В общем, по всем признакам Анька ведет себя как человек. Я в шоке. Она слезы вытирает, поднимается и говорит:
– Да расслабься хоть на минуту.
А я глазами моргаю. Она плечами пожала, снова неприязнью меня обдала и так сквозь зубы мне:
– Пойдем выпьем, что ли? Отметим?
– Ты же не пьешь.
– Как это я не пью? Я еще как пью, а вот ты не пьешь, тебе нимб надо держать обеими руками. Ты же у нас святая! Рядом с тобой и дышать нельзя…
– Со мной дышать нельзя? Это ты у нас принцесса и вышиваешь крестиком.
– Я крестиком? Да я позор семьи, а ты критиковала мой салат…
И буквально через полчаса и ноль семьдесят пять «Посольской» все встало на свои места.
Анька вообще зачетная, шесть лет упустили, а могли бы дружить. Если бы не кое-кто с обвислым овалом лица и рогами на макушке.
Классика
На фортепианном концерте была, но речь не об этом.
Сзади меня парочка сидела – мать и сын. Самые мерзотные на свете создания, какие мне только встречались в жизни. А я уж, поверьте, повидала.
Помните мультфильм про Дюймовочку, там персонажи были жабы – мамка и ее сынка. «Ну все, поспали, теперь можно и поесть…» Вот как раз эти сидели сзади меня.
Уродский мальчик все время шелестел оберткой печенья, а его мамаша под Сибелиуса громким шепотом говорила:
– Запивай водичкой, Славочка, запивай, не всухомятку чтоб.
И он отвечал в полный голос:
– А скоро кончится? Мам, отдай планшет.
Когда я обернулась, грозно свела брови, она развела руками и сказала:
– Ребенок, кушанькать хочет.
И сынка продолжил жрать.
Потом сынуля громко сказал:
– В туалет хочу.
(Очевидно, писинькать.) И стал пробираться к выходу посреди Второго концерта Рахманинова. Я покрылась пятнами ненависти, и мне стало не до классики.
Вот так откроете вы однажды дверь, а ваша Дюймовочка привела в дом Славика:
– Мам, ну чего ты? Ты посмотри, какой он няша, и реснички у него длинные. Темненький! Я же обожаю темненьких, и тем более Козерожек.
И ты запустишь этого козерога в свой дом. А за ним и его козерожья мамаша подтянется.
И когда вы поедете в аэропорт провожать молодых в свадебное путешествие, она ринется к багажнику, Славику наперерез, с криками:
– Оставь чемодан! Я сама! – А вам скажет: – Господи, я не понимаю, как Славочка это все