и наблюдателями”.
На протяжении прошлого и нынешнего столетий мировая наука выработала аксиологический, цивилизационный, деятельностный, семиотический, герменевтический, игровой и другие подходы, ставящие своей задачей постижение культуры. Сразу следует оговорится, что только при совокупности всех и всяческих подходов можно приобщиться к истинному пониманию…» (Черная, М.: Языки славянских культур, 2008, с.7).
Довольно уязвимое рассуждение, как бы заявляющее: чем больше всяческих подходов вы соберете, тем лучше поймете. Что? Культуру. Что это такое? Вот этого мы и не понимаем…
Наша задача проще и ближе к жизни. Нам надо понять себя. Поэтому для меня важно, что среди множества подходов науки нет психологического. Важно и не случайно: с помощью психологии нельзя понимать нечто, обозначенное иностранным словом «культура», с её помощью надо понимать душу.
И именно душа раскрывается как через слова и жесты, так и через обычаи и порядки. Удастся понять душу, поймем и культуру. В этом смысле, в смысле понимания слов, жестов, обычаев и порядков, психология понимания является прикладной наукой, позволяющей не просто знать, а менять жизнь, либо выстраивать её так, чтобы она становилась счастливой.
Психология понимания – это наука о достижении счастья. Поэтому совсем не случайно герой одного старого фильма заявляет: счастье – это когда тебя понимают!
Верно ли это? Вовсе нет. Но так считает наша культура, которую пытаются понять так много наук.
Часть I
Глава 1. Прикладная психология
Психология по исходному определению, скрытому в самом названии, должна быть наукой о душе. Возможна ли в таком случае психология понимания – наука о душе, о понимании?
Словосочетание рождается странное, но ошибок тут нет. Психология большая наука, и в одной книге её целиком не охватить. Поэтому уже давно существует понимание, что должна быть Общая психология и особые науки, посвященные её частям. Иначе говоря, психология понимания – это наука о способности души понимать.
К сожалению, хотя понимание и существует, но никакой общей науки о душе до сих пор нет. Она было начала складываться в России и на Западе в восемнадцатом-девятнадцатом веках, но к началу двадцатого уже была задушена молодым естествознанием и ушла в небытие.
Поэтому я не в силах исходить из общего научного понятия о душе, чтобы вывести из него понятие о понимании. Я должен идти обратным путем: описывать душевные проявления, вроде понимания, чтобы однажды дойти до описания их источника. И это очень важная цель – понять и познать собственную душу.
Последнее предполагает, что сейчас я её не знаю. Настолько не знаю, что даже не вправе утверждать, что понимание действительно является душевной способностью. Это лишь мое предчувствие, которое еще требует доказательства.
Тем не менее, я исхожу из него. У меня нет только научного знания о душе, но бытовое знание себя у меня, как и у любого живого человека,