свидетельствуют тьму,
парализуя риски начинания
рифмой «суму-тюрьму»
и узаконивая страх летания.
Не велено молиться мне могилам,
смерть почтительностью страстно почитать,
радоваться рутине постылой,
не велено, чтоб не мечтать.
Любовь
благословительна со мною,
учит различать свет от тьмы,
синхронизировать сердце с головою
крыльями летательной ходьбы.
«Ещё одна весна…»
Ещё одна весна,
и после мая – лето,
и новый урожай – в преддверии зимы,
вопросов нет у семени,
как у Земли – ответов,
но вместе жизни свет
им прожигать из тьмы.
Мне б так же, как и им,
не думать о сейчасном,
и мне б искриться в свет,
не сетуя на мглу,
и мне бы жить легко,
непринуждённо, властно,
отгородившись от невзгод в углу.
Природе хорошо
в своём предназначении —
безвыборность ведёт,
страданий нет, тоски,
несостоятельность не мучает
миросотворения,
и перста нет, мол, ты,
божественной руки.
Ну, ничего, однажды
мудростью омоюсь,
как семя, распахнусь
и ветрам, и дождям,
и Солнцу, как на весть,
наивностью откроюсь,
и гумусом, и праной
лягу по полям.
Пусть сквозь меня взойдут
колосья налитые,
озолотятся Светом
жаждущие сердца,
и прорастут наивностью
Истины простые,
страх переплавляя
начала и конца.
«Вначале умирают натощак…»
Вначале умирают натощак,
чтобы в обед потом не подавиться,
чтобы увидеть долгожданный знак
и в пропасть света провалиться.
У смерти и рождения нет конца,
не зацепиться только б
за воспоминания,
и встретить маму, и обнять отца,
с сестрой поцеловаться на свидании.
Нам небеса перекрывают свет,
чтобы до времени
не выпорхнуть из сада,
чтобы просеяться тысячелетьем
лет,
костры чтоб догорели ада.
Рай в запустенье, Боги все ушли,
и некому встречать на переходе,
теперь мы Боги сами, нас нашли,
и значит, время подводить итоги,
чтоб стартовать отчаянно, навзрыд,
теряя почву – время под ногами,
крылом цепляясь за прозрачный миг,
пред тем как вечностью
мы станем сами.
«Не пережить мне обрушения…»
Не пережить мне обрушения
всех стен, воздвигнутых давно,
реакций стен, дорог сомнения,
стен знаний, сшитых в полотно.
Теперь сквозняк и буйство ветра,
парус исчез весёлых шхун,
остались