align="center">
«одиночество застряло внутри комом в горле…»
одиночество застряло внутри комом в горле
и поселилось во мне будто в доме,
и я в нём как в коме;
а оно во мне скользит и проникает в мои прожилки-вены,
создавая узелки,
сплетает как узоры на окне стихи;
одиночество, творчество, давайте я их объединяю
и песню сочиню, и затем её спою,
про то как иногда так жизненно необходимо и полезно,
и приятно просто побыть одному;
в этом бездольном краю, ощущая себя как в раю,
я стою и пою,
про одиночество песню свою;
её закончу и новую речь заведу:
про любовь обязательно тоже и стихи напишу,
и песни спою.
«холодный тяжёлый камень…»
холодный тяжёлый камень
вековых крепостных стен,
сколько видел ты,
сколько знаешь?
скольким ты был плен,
скольким ты был тыл?
кого ты прятал,
кто за тобой жил?
чьей ты был Меккой?
для кого был непреодолим?
кому ты оградой служил?
преградой кому был?
камень на камень
на возвышенности у рва,
стоят крепостные стены
и служат людям века.
«зачем мне чужая молва…»
зачем мне чужая молва
и знать, о чём бормочет толпа,
когда у меня в голове
есть свои собственные слова;
зачем мне лететь на свет
как какая-то мошкара,
когда я сама себе
и фонарь и лампочка;
зачем мельтешить в толпе
и бежать на перегонки,
когда мне в просторе и пустоте
своим темпом легко идти;
зачем ломать себя на куски,
переделывать и лепить по-новой,
если можно просто быть в опции
изначально природой заданной.
«ночь прячет фигуру полночного седока…»
ночь прячет фигуру полночного седока;
он так же тих и тёмен, и только его рука,
бледнеющая протянутой вниз паутиной
из-под материи шерстяного рукава,
качается как лист на дереве,
слабеющий под гнётом времени,
стремится опуститься у воды
в колыбель течения реки;
он шепчет неразборчиво слова:
то ли молитва, то ли бредни, ерунда —
у сумасшедшего всё об одном,
неведомом никому, кроме как ему самому,
и мы не подпоём: ни молитву, ни ерунду,
не подхватим его напев;
мы же не слышим, не понимаем нот,
да и о чём он бормочет? чёрт его разберёт!
но как же красиво поёт!
«люди всегда селились у реки…»
люди всегда селились у реки,
ставили