ветерка. Все оттенки белого – не бывавший внутри Стужи не знает, что у белого вообще существует столько оттенков.
И серебрение – лёгкое звёздное мерцание на всём вокруг, отличающее слой Души.
Эрик осторожно опустился на снег – снег не скрипнул, не просел так, как на слое Мира, куда выходили охотники. Теперь он чувствовал себя – видел свои ноги и руки, моргал, дышал. Он чувствовал даже сведённые брови – так, как будто всё это было настоящим, телесным.
Ему не было холодно. Отделившемуся от тела призраку не страшен даже самый жестокий мороз Стужи. Впрочем, и для него здесь хватало угроз, не прощающих ошибок, – ошибок, отвечать за которые придётся беззащитному телу, плавающему сейчас в лёгкой зелёной слизи, пахнущей рыбой и травой.
Эрик Стром потянулся, чувствуя, как где-то там, далеко, в его жилах поёт и струится эликсир – его призрачная тень плавала сейчас в невидимых венах.
Он знал, куда идти. Но сначала нужно было найти её.
«Рагна. Рагна. Рагна».
Он повторял её имя снова и снова, нараспев, – не ртом, а всем своим прозрачным телом, которое словно бы стало резонатором, пропускающим через себя чужой зов.
Глаз орма в глазнице потеплел. Она откликнулась.
«Стром. Стром. Стром».
Теперь он видел ещё один слой Стужи – тот, что могла видеть в настоящий момент его охотница.
Это было то самое, о чём его постоянно расспрашивали богатые бездельники на балах и светских собраниях.
«Каково это – видеть два слоя Стужи одновременно, а находиться только в одном?»
Даже если бы он хотел объяснить это чувство кому-то из них, у него вряд ли бы получилось.
Он видел руки и ноги Рагны, чувствовал, как вздымается её грудь, как мёрзнет и разгорается румянцем её лицо, как тяжело ей двигаться под струдом, с сумкой и плащом, как её ноги с каждым шагом глубже проваливаются в снег.
Будь он здесь физически, он мог бы коснуться её рукой. Слои Души и Мира никогда не сходились один в один, но расхождение было несущественным.
Ястреб мог видеть оба слоя – её и своими глазами – и они могли говорить, хотя и разговор этот не был похож на обычную речь. Их мысли текли, как вода, соприкасаясь друг с другом. Эрик скорее чувствовал мысли Рагны, чем слышал, время от времени выхватывая отдельное, самое важное.
Сам он тоже не забывал выделять, подсвечивать то, что было необходимо донести до Рагны.
«В сторону тридцать третьей. Тридцать третьей».
Она послушно двинулась туда, куда он сказал. Ему, его особым призрачным зрением, на своём слое было видно значительно больше, чем ей – на своём. Эрик видел мерцающие вдали души ревок – очень много, целая стая, но далеко, для Рагны не опасно. Ещё дальше, у самой линии горизонта, змеился сияющий след вала – он быстро шёл глубоко под снегом, время от времени выбрасывая вверх фонтаны мелких льдинок, острых, как бритва. Эти фонтаны были куда опаснее самого вала – самого крупного, но и самого миролюбивого из обитателей Стужи.
Сегодня