сухопутной обороны генерал-майору Кондратенко, а лучше всего – к начальнику Квантунского укреплённого района генерал-лейтенанту Стесселю. Только тут я затрудняюсь посоветовать вам что-то конкретное. Если я просто доложу о вас по команде, это будет сплошная бессмысленная писанина и на это уйдёт несколько дней. И вот незадача – сегодня воскресенье…
Чувствовалось, что писать (а особенно всякие там официальные бумаженции) – это вообще не его. А в остальном он был абсолютно прав: главный по должности тут всё-таки практически не посещавший передовую Стессель, и персонам вроде меня обращаться по всем вопросам надо именно к нему. Хотя для меня лучше всего как можно дольше оставаться на положении «облака в штанах», то есть лица, не занесённого ни в какие бумаги…
– И что с того? – спросил я, в очередной раз кося под дурака. При этом прекрасно понимая, что времена на дворе степенно-неторопливые и, несмотря на войну, те господа офицеры, которые не торчат посредственно в окопах и на бастионах, проводят выходные дома, в кругу семьи. Раз уж есть такая возможность. А семьи в Порт-Артур до начала войны успели привезти многие господа офицеры…
– Да, понимаете ли, никто из генералов прямо сегодня вас точно не примет. Разве что.
– Послушайте, господин барон, – обратился подпоручик к корнету-недомерку. – Не сочтёте ли вы за труд лично доложить начальнику Квантунского укреплённого района о прибытии к нам господина Рейфорта? Вы ведь в ближайшее время непременно будете у вашего патрона, генерала Стесселя. Или у его супруги…
Вот тут в его словах проскочил явный намёк на что-то. То ли на то, что генерал Стессель тот ещё подкаблучник (собственно, он таковым в историю и вошёл; в остальном же одним из наиболее приличных слов, каким характеризовали генерала современники, было «прохвост»), то ли на некие близко-интимные отношения между Пыхте-Скебиноссом и мадам генеральшей (была ли слаба на передок мадам Стессель, я из имеющихся в открытом доступе документов, честно говоря, не понял). А ещё в этой фразе сквозила явная неприязнь обычного офицера к генеральскому адъютанту.
– Не-е с-снаю, – пожал плечами барончик. – Если его высоко-опревосхо-одительство-о соблагооволи-ит менья за чем-нипу-удь выз-звать. Но это-о буде-ет не ранее чем за-автра или да-аже послеза-автра-а…
Называется, обрадовал. Хотя, раз уж он не помер сразу после знакомства с «Гипфом», пусть хоть какую-то пользу приносит.
– Вот и отлично. Всё равно это быстрее, чем в том случае, если я доложу сам. Барон устно сообщит о вас, а потом вы нанесёте визит его высокопревосходительству и подробно объясните ему, кто вы такой и зачем вы здесь, – с явным облегчением объявил Майский и тут же, словно спохватившись, уточнил: – И, кстати, действительно, а зачем вы здесь?
– Да как вам сказать, господа. Во-первых, в европейских газетах о Русско-японской войне пишут по преимуществу всякую ерунду. А во-вторых, Порт-Артур осаждён и отсюда не поступает никакой свежей информации. Разумеется, кроме той, что исходит от японцев…
– То есть вы собираетесь искать