силой и выносливостью. Ничто не страшило его, он рвался сюда, где опаснее. Если на марше разведчикам приходилось ходить втрое больше остальных партизан, то Приходько ходил больше любого разведчика. Получалось так, что он всегда оказывался под руками, когда требовалось выполнить какое-нибудь срочное задание.
Однажды, тоже на марше, в нескольких километрах от нас послышались выстрелы. Я послал Приходько узнать, в чем дело.
Только он ушел, явился Цессарский.
– Дмитрий Николаевич! Нельзя было Приходько посылать. У него так натерты ноги, что он не может сапоги надеть!
– Как так? – удивился я. – Он в сапогах и, по-моему, отлично себя чувствовал.
Когда Приходько вернулся, я первым делом спросил:
– Что у тебя с ногами?
– Та ничего, пустяшный мозоль.
Он говорил неправду. Сапоги были ему малы, причиняли нестерпимую боль, и в разведку он пошел босиком. Вернулся, снова надел сапоги и явился как ни в чем не бывало.
Побывать в Ровно было давней мечтой Приходько. Не проходило дня, чтобы он не напоминал об этом. Однажды, выходя из чума – как мы с чьей-то легкой руки прозвали наши шалаши, сооруженные из еловых веток, видом своим действительно напоминавшие полярные чумы, – я встретил Приходько и спросил его, готов ли о» отправиться в Ровно.
– Конечно, готов! – обрадовался партизан. – Можете положиться.
Что на него можно положиться – в этом сомнений не было, но вот как одеть его, в каком виде ему показаться в городе?
Брюки и телогрейка, в которых он ходил и в которых спал у костров, порядком обтрепались, имели далеко не такой вид, в каком можно было, не обращая на себя излишнего внимания прохожих, ходить по улицам Ровно. Как назло, из трофейных вещей ничего подходящего не было. Пришлось обследовать все население лагеря: у кого сохранилась хоть сколько-нибудь подходящая для Коли одежда? Нашли, четырех бойцов.
И вот представьте такую картину. Четыре человека сидят у костра в одном белье и не понимают, зачем у них попросили одежду. Отправку Приходько в Ровно мы держали в секрете. А в палатке идет примерка костюмов на Колю. Ни один ему не годится.
– Не люди, а лилипуты какие-то, – ворчит Приходько.
Из рукавов пиджака торчат его ручищи с огромными кулаками, обнаженные почти до локтей, брюки – как с младшего братишки, еле закрывают коленки. Костюмы при примерке трещат по швам. К кострам выносят костюмы и возвращают владельцам.
С большим трудом мы все-таки одели Колю. Пиджак и брюки были малы чуть-чуть, а ботинок на его ногу так и не подобрали. Пришлось отправить в сапогах, брюки навыпуск.
Приходько пошел в Ровно с документом, удостоверяющим, что «податель сего Гриценко является жителем села Ленчин».
От лагеря до города сто двадцать километров. Туда и обратно – двести сорок. Приходько отправился пешком. По расчетам, он должен был вернуться в лагерь через шестъ-семь дней.
И он не опоздал,