как первый, но пахнущий серой. Я мигом задохнулся, несмотря на надетый противогаз, перед глазами потемнело, в груди словно объявился бешеный кот, начавший драть ее изнутри когтями на многочисленных лапах.
Устоять! Устоять! Если упадешь, то ты труп!
Меня повело в сторону, я ударился о выступ стены, и резкая боль помогла очухаться. Новый вздох обошелся без боли, только с хрипами, я различил перед собой широкую спину Диррга, болтавшийся на ней рюкзак, и понял, что выключился на каких-то несколько мгновений.
– Давай! – бросил он через плечо. – Немного осталось!
Лестница кончилась, под ногами очутился пол очередного коридора, а справа – монолитная золотистая стена, за которой прятался собственно двигатель размером с деревню. Третья волна выхлопа толкнула сзади, но совсем мягко, и сердитый рокот затих вдалеке.
Удрали! А задержись секунд на десять, там бы и остались!
– Живы, – сержант остановился и согнулся, упершись широкими ладонями в колени. – Ухх… Уффф… Пффф…
Несколько минут мы просто дышали, приходя в себя.
– Давай выпьем, сам Гегемон велел, – Диррг с кряхтением потащил с плеча рюкзак, внутри булькнуло, и на свет явилась обтянутая тканью старинная фляга с металлическим стаканчиком вместо крышки.
– Дедушкин самогон? – спросил я, настороженно глядя на прозрачную жидкость.
Пахла она слабо и безобидно – травой, мхом, листьями.
– Он, – признался сержант. – Рецепту лет двести, еще до Гражданской реформы.
Когда-то шавваны были просто бесправными рабами кайтеритов, но потом создатели Гегемонии осознали, что себе дороже, и стали давать некоторым чешуйчатым гражданство – чтобы те сами справлялись с быдлом. Разделяй и властвуй – работает по всей вселенной.
Я осторожно пригубил.
Самогон оказался густым, сладковатым, а от изобилия вкуса я просто задохнулся. Мягкий огонь скользнул по горлу, и мне стало жарко, словно из тени я выбрался на солнцепек. Ощущение продлилось всего мгновение, а потом исчезло, и во рту остался привкус рябины, меда и лесных орехов.
– Закусывай, – Диррг протягивал мне пучок домашних колбасок, тонких, словно веревочки, с блестящими капельками жира, я сунул его в рот, ощутил волокнистую, мясистую плоть, крупицы соли и специй.
За колбасками явились пирожки – с фруктовым творогом, с мягкими орехами, что хрустели на зубах, источая кисловатый сок, с мелко нарубленным мясом, напоминавшим баранину, но более нежным, с чем-то вроде слабосоленой икры, хотя это могло быть что угодно, пыльца каких-нибудь растений или выделения гигантских молочнокислых лягушек. Проглотил я их – пирожков, не лягушек – наверное с дюжину, и запил еще одной стопкой самогона, который пошел как родной.
– Ну вот, так куда лучше, – сказал Диррг, который и сам отдал должное стряпне жены.
– Лучше-то лучше, – пробормотал я, сыто отдуваясь. – Но ты мне так и не ответил. Что мы ищем?
И вновь лицо сержанта навестили сомнения, он потер виски в мелкой чешуе,