вознаграждение!
А, ну да. Она ж здесь не бесплатно. Брага хмыкает. Тепло, оставшееся внутри после их разговора, вытесняет привычный холодок отчуждения…
– И сколько нынче за девственность дают? – спрашивает он, возвращаясь в гостиную. Достает графин, бокал. Плещет себе выпить.
– Достаточно! – краснеет. – Так мы будем что-нибудь… Как-нибудь… эм… Мы совокупимся?
Господи Иисусе.
– Если у меня не отсохнет от выбранной тобой терминологии! – Рявкает Брага. – Раздевайся.
– Что, прямо здесь? Вот так… обыденно?
– А ты что думала? Я организую свечи, дождь из лепестков роз и Бритни Спирс на подпевках?
– Можно хотя бы предложить выпить и мне, – кивает на бокал в его руках.
– Да ты и так едва на ногах стоишь! Раздевайся. Или уматывай.
– Можно в спальне?
Чертыхаясь, Арсений указывает на коридор. Этого не объяснить, но несмотря ни на что, его настроение опять ползет в гору. Может, поэтому он и прощает девице всю ее дурь.
– А справка-то твоя где?
– Вот! – достает из сумочки. Арсений протягивает руку. Пальцы Богомолихи дрожат. Он надеется, что это не от желания свернуть ему шею. – Может быть, вы мне поможете? Я это платье сама в жизни не расстегну.
Брага хмыкает. Обходит девицу по кругу. Касается язычка молнии… И дрожь с ее тела очень быстро передается ему.
– А ты говоришь, самки не наряжаются, – усмехается он, отступая на несколько шагов, потому как из этого положения открывается гораздо лучший обзор.
– Вы в справку даже не заглянули, – напоминает девица, проигнорировав его замечание.
– Ее можно купить за пару тысяч в любой поликлинике. Существует намного более проверенный способ. Иди сюда, – хрипло велит Арсений, опускаясь задницей на кровать. Богомолиха, избавившись от платья, смущенно глядит в пол. В то время как Брагин с жадностью скользит вверх по ее длинным ногам в чулках, маленьким трусикам, поясу и… абсолютно голой изумительно полной груди. – Иди сюда, – повторяет сипло.
Девица судорожно сглатывает, грудь мягко колышется… В несколько шагов она преодолевает комнату. Он отставляет стакан.
– Ложись. Ноги согни в коленях и разведи.
Богомолиха мучительно краснеет. Делает, как он велит. То есть ложится бревном и, зажмурившись, отворачивается к стенке.
– Если ты и дальше планируешь корчить из себя жертву потенциального изнасилования, можешь одеваться и уходить.
– Я не корчу! Я… стесняюсь.
Господи. А ведь судя по всему, так оно и есть. Это он привык, что… Ай, ладно! Нависает над ней, одной ладонью фиксирует голову, а пальцами другой отодвигает паутинку трусиков в сторону. В ушах шумит…
– Ч-что ты делаешь?
– Убеждаюсь, что ты та, за кого себя выдаешь. – Брага осторожно проталкивает один палец в отчаянно сопротивляющуюся обжигающе-горячую тесноту. На висках выступает пот. Изнутри поднимается волна какого-то странного примитивного свойства… – Твою мать, – шепчет Брагин, впиваясь в дрожащие