интеллигенции можно услышать мнение, что все описанные проблемы есть не что иное, как «болезнь роста». Не надо требовать от религиозных организаций соблюдения научного подхода к реставрации и уважения к памятникам, не стоит публично обсуждать конфликтные ситуации, и через несколько лет все придет в норму само собой. Им вторят чиновники: не стоит драматизировать ситуацию, во всем виновата пресса. За обрисованной позицией скрывается убогая философия, порожденная равнодушием и беспомощностью, и рассчитанная на бесконфликтное существование. Мне не известны в российской истории серьезные проблемы, которые решались бы самостоятельно. Молчание обычно воспринимается как слабость и провоцирует новые требования и новую вседозволенность. Пока все будет «приходить в норму», само понятие нормы может раствориться в новоделах и исчезнуть в руинах.
Говоря о тех проблемах сбережения культурного наследия, которые порождает возвращение Русской Церкви ее памятников и святынь, мы всегда рискуем впасть в крайность. На их фоне ежедневный подвиг честных, добрых и умных священников и их паствы кажется незаметным. Есть в России приходы, где прихожане и настоятель искренне заботятся о своем храме как о воплощенном Священном Предании, устанавливают неконфликтные отношения и с органами охраны памятников, и с местными музейщиками. Существуют и духовные школы, где специалисты-реставраторы учат церковную молодежь такому обращению с памятниками старины, которое сочетает в себе канонические нормы и научные требования. Но мы сейчас говорим о Русской Церкви в целом, где ситуация определяется и простым большинством ее членов, и официальной политикой церковного руководства. Все достижения растворяются в таком явлении как «система». Считаю одинаково непозволительным для историка говорить как об отдельных недостатках церковной жизни на фоне благодушной лубочной картинки. Поэтому все будет рассказываться и осмысляться своим чередом.
Еще во время работы над первой книгой меня поразила одна вещь. Люди, с которыми мне пришлось беседовать, просили не упоминать их имен, не публиковать подробностей. Но пока мы не научимся говорить о своих проблемах открыто, проблемы будут сильнее нас. Увиденная мною атмосфера страха перед правдой и перед Церковью стала еще одним поводом для написания работы. Я не могу назвать всех, кто помог мне в работе над этой книгой, поэтому просто благодарю всех, кто это делал…
В массовом сознании спор между церковью и культурой разворачивается в таких понятиях, как владение, пользование и распоряжение. Современная полемика о церковной собственности демонстрирует один очевидный парадокс. Утверждение, что у ведомства православного исповедания не могло быть «своей» собственности, исходит из той же интеллектуальной среды, которая еще недавно убедительно доказывала, что Православная Церковь в истории России была крупнейшим коллективным феодалом и капиталистом. Этот парадокс продиктован психологической подменой понятий: отрицается не