месяц я ходил из угла в угол по длинному коридору, читал потрепанную классику из местной библиотечки и раз в неделю смотрел старые французские фильмы.
Целый месяц я говорил, говорил и говорил с психиатром. Он заставлял меня говорить. Это было очень сложно, не только потому что мне приходилось вспоминать всю нашу жизнь с Ней, но и потому что доктор провоцировал меня, говорил неприятные, обидные вещи. «Что-то у вас воняет изо рта. Вы что, забыли, где у вас лежит зубная паста?» Наверное, в этом заключалась тактика постановки диагноза. Что там в итоге написали в моей карточке, я не знаю до сих пор. Диагноз не сообщили даже мне, отдали сестре запечатанный конверт, который открыл только районный психиатр.
Единственное, что я вынес из психиатрической больницы: таблетки – хреновый способ самоубиться. Статистика из плаката на стене приемной гласила, что отравление – женский метод. Четверть женских самоубийств совершается именно этим способом, потому что он зачастую не смертелен. Знал бы я это раньше, решился б воспользоваться фарфоровым осколком.
Мне не хочется вспоминать этот месяц: стеклянную дверь в туалет, очередь из психов за таблетками, выцветшую сине-серую робу и эти бесконечные беседы с психиатром о ценности человеческой жизни, о смыслах и домыслах. Не хочу вспоминать. И вам это неважно знать.
Прошло четыре месяца. На работу я не вернулся. Все знали, что я натворил, не хотелось ни с кем разговаривать. Будут вопросы. А люди церемониться не станут. Им не понять, что можно ощущать после неудавшегося самоубийства. А я знал. Доктор сказал, что я вот-вот снова почувствую вкус к жизни, найду радость в мелочах. Но этого не произошло. Всё, что я находил в этих самых мелочах, – новые и новые способы распрощаться с этим отстойным миром, где нет места счастью. Моему уж точно.
Алина достала меня своей заботой. Перевезла меня к себе, практически насильно. Она не оставляла меня ни на минуту одного, думая, что делает лучше, не позволяя распуститься мрачным мыслям. Заставляла смотреть тупые комедии, только не романтические. Никакой романтики! Если вдруг она всё-таки проскакивала, Алина начинала болтать всякую чушь, отвлекая меня, как родители прикрывают экран от детей во время откровенных поцелуев.
Я старался отключиться от происходящего, оставить тело на растерзание сначала врачей, потом сестры, а измученная душа и сознание в это время плавали в бесконечности и сообща планировали, как жить дальше. Недолго, до первого же подвернувшегося случая.
Алина пыталась подсадить меня на компьютерные игры, хотя, на мой взгляд, второе помешательство мне только навредило бы. К счастью, меня это не увлекло.
Я договорился с боссом об удаленной работе, чтобы не висеть на шее сестры еще и финансово. Два часа в день были заняты 3D моделированием (печатные платы, цифровая электроника, ничего интересного…), а остальное время я был свободен от трудовых пут, но не от пристального надзора.
Когда Алина уходила на работу в салон, она под различными предлогами приглашала