мнению, такую рукопись издать, и я сказал: нет, по-моему, ее всю нужно переписать заново. Она ощетинилась и сказала, что уже отправила ее в одно издательство, откуда получила одобрительный отзыв. Я поздравил ее и сказал, что вполне могу ошибаться. Она переходила от высокомерного пренебрежения к возражениям и обратно. Я увидел, что спор ни к чему не ведет, и через два часа – два часа! – заявил ей, что сказал о книге все, что мог, и, в конце концов, решать ей. Ни разу я не допустил снисходительного или покровительственного тона. Уверен: ни разу. В общем, завершая эту ужасную историю, скажу, что Аннетта вышла из аудитории, оставив рукопись на столе в этой коробке. Я счел это жестом из плохой драмы и не пошел за ней, а решил подождать до следующего занятия, чтобы вернуть ей ее труд. Но больше я ее не видел. Неделю спустя она покончила с собой.
Скажите мне, что с вами связано самоубийство, но вы не чувствуете за собой никакой вины, и я назову вас лжецом. Поначалу мы тверды, но вскоре вина начинает прогрызать в нашей душе невидимые ходы. А к моему возрасту уже вся конструкция должна быть забракована как ненадежная. Я так и не оправился от этого. Не знаю, какое влияние на ее роковое решение оказала наша последняя встреча, если вообще оказала какое-то, но какая разница? Все равно я считаю себя одним из тех, кто вынес ей приговор. Я говорил с Робертой, говорил с психоаналитиком, я пытался говорить с Богом. Но ничего не помогало.
– Где вы нашли это?
– На верхней полке в гараже. Что вы хотите с ней сделать?
Первым моим инстинктивным побуждением было сказать: выбросьте на свалку. Но вместо этого я попросил оставить мне. Еще большее смятение, чем сама новая встреча с этой коробкой, вызывало то, что я твердо знал: в тот день, когда я услышал о смерти Аннетты, я оставил эту коробку в полиции. Я пошел тогда в полицейский участок и поговорил с людьми, с которыми никогда раньше не имел никаких отношений, разве что видел, как они раздают квитанции на штраф за парковку в неположенном месте да болтают с лавочниками. Теперь два типа в синей форме задавали мне вопросы, их лица были серьезны и выражали подозрительность. Один из них взял коробку, открыл и заглянул внутрь, хотя я уже рассказал, что там. Что он ожидал найти? Я рассказал им все, что мог, и ушел. Раскрытая коробка посреди широкого дубового стола смотрелась странно голой. Я вышел из полицейского участка с пустыми руками.
Бини дала мне эту самую коробку и без лишних вопросов вышла. По всему моему телу хлынул адреналин, дыхание участилось. Все, что я делал прежде, вылетело у меня из головы. Я забрал роман Аннетты обратно в свой кабинет и провел остаток дня, читая его.
Роберты все не было, когда в четыре часа Бини вошла попрощаться.
– Ну, я закончила. Гараж снова улыбается. Эй, Скотт, с вами все в порядке? Вы посерели, как цемент. Вам бы лучше отложить эти бумаги и прогуляться.
Я прочел две трети. Это по-прежнему была плохая книга – хуже, чем мне запомнилось.
– Вы знаете, что это, Бини? У вас найдется минутка выслушать?
Она сказала: «Конечно» – и я пригласил