их когда-то пытались грубо вскрыть. Внешне они ничем не отличались от тех вещиц, что по дешевки продают караванщики или жадные рыночники, готовые за монету сбыть любой хлам, который у них завалялся – потертые, изношенные временем, словно побывавшие в тысячах рук. Цилиндры легко можно было принять за никому ненужный мусор, попадись они кому из посторонних на глаза, но сведущие в магических искусствах и державшие у себя подобные предметы знали, что внутри находится то, ради чего многие из простолюдинов продали бы душу. Ну, или просто отдали бы все, что у них имелось. Впрочем, даже за такую жертву прок от ценного содержимого извлечь едва ли получилось у какого-нибудь доходяги и невежды, ведь начертанные письмена открывались лишь посвященным или наученным.
Пока готовились свитки, никто не проронил ни слова, украдкой и настороженно наблюдая друг за другом: один другого считал подозрительной и темной личностью, за которой нужно приглядывать и не доверять до конца. И каждый про себя считал, что при любом самом гнусном и подлом раскладе, случись какая разборка, подстава, за которой непременно последовало бы кровопролитие, именно он выйдет победителем, имея при себе преимущество, которое сопернику и не снилось.
– У меня мало времени, и терпение уже на исходе, – низкий и суровый голос странника разрезал нависшее над ними безмолвие, – советую тебе поторопиться.
– Ты находишься в моей обители, и время здесь течет так, как ей нужно. К тому же, без соблюдения всех правил и тонкостей ты свитки не получишь – не сможешь взять их в руки, даже прикоснуться, не говоря уже об использовании или прочтении, – зловеще оскалился храмовник и принялся открывать цилиндры, которые водрузил на один из столов.
Замки щелкнули, скобы туго и медленно опустились и металлические футляры открылись. Внутри лежали свернутые пергаментные листы грязно-желтого цвета, окаймленные черной ниткой. Над каждой рукописью стояла печать, особый знак, сотканный из слов, которые не звучат, где попало. Бестелесные крошечные темные сферы парили в воздухе, едва касаясь свитков, и лишь производили впечатление глупой магической забавы, которая больше походила на мыльные пузыри. Однако эта видимость могла сильно навредить тому, кто поддался заблуждению и дотронулся до печатей, посчитав, что они не несут никакой опасности, и предать беспечного долгому забвению или отправить бродить по бесконечным лабиринтам во мгле где-нибудь в Нижних Мирах. Физическую боль тоже могла причинить, и тогда неосторожного ждали неизлечимые ожоги и обугленные пальцы. Эти сферы, магия, из которой они создавались, являлись плодом трудом мастеров с самых дальних уголков мира, куда редко доходили путешественники, и откуда был родом и сам глава здешнего города, и потому-то только он знал все секреты наложенных заклинаний. Даже своим ближайшим помощникам и приспешникам он не раскрывал полученных знаний.
Старейшина что-то долго нашептывал и водил пальцами над свитками,