– как у маленькой девочки. А сама высокая, худая, с мускулистыми, мозолистыми руками. Если бы не грудь и не льняная полосатая юбка, которую она вынужденно надевала, чтобы не шокировать всех своим рабочим комбинезоном, когда везла свои лодки продавать на ярмарку, ее принимали бы за мужчину. Даже рукава рубашки она закатывает по-мужски, до локтя. В ее доме всегда пахло деревом, краской, горячей смолой. В ее доме царил кавардак и вместе с тем все предметы лежали на своих местах. Лодки бабушка строила прямо в большой комнате, там, где у всех нормальных людей обычно располагается гостиная. Поэтому, когда у Мии выдавалась свободная минутка и она прибегала к бабушке выпить чаю, они садились прямо на горы стружки. Камином в гостиной бабушка пользовалась только зимой, потому что зимой она не делала лодок, а только читала, вязала длинные полосатые шарфы и рисовала.
– Может, будешь делать лодки в сарае? – спрашивал ее сын, Миин отец. – Как все нормальные люди?
– Может, яйцо не будет учить курицу, как цыплят высиживать? – отвечала бабушка Гаррэт и невесело усмехалась.
Она вообще была невеселой. Но Мии было с ней хорошо и спокойно. И, пожалуй, только ее осуждения она по-настоящему боялась.
Тук-тук-тук-тук. Мия представляла, как бабушка распахивает глаза, будто и не спала вовсе. Как смотрит в темноту, в светлеющее пятно лодки посреди гостиной. Теперь надо постучать еще раз, чтобы она убедилась, что ей не послышалось. Она встанет, не снимая ночной рубашки, влезет в рабочий комбинезон. Бабушка, не признающая халатов. Она пойдет босыми ногами по свежей стружке, и та будет чуть поскрипывать под ее ногами.
– Ну?
– Я уезжаю на рассвете, – выпалила Мия, прижимая к груди свой узелок.
– Это я вижу.
Пожалуй, это была плохая идея. Сейчас бабушка схватит ее за руку и потащит домой.
– Все взяла?
– Что?
– В дорогу все взяла?
Они так и стояли на пороге. Мия кивнула побыстрее. Какая разница? Она взяла то, что смогла.
– И веревку?
– Зачем мне веревка?
Бабушка покачала седой головой и пошла к верстаку. Там она долго копалась среди своих вещичек, гремела жестяными коробками и бормотала:
– Мой муж, да съедят его гаргульи, всегда брал с собой веревку в дорогу. Говорил, что нет вещи нужнее. Ну да он тот еще врун. Обещал любить меня всю жизнь, а сам бросил с твоим маленьким отцом на руках. Ну и черт с ним! Я уж думала, ты никогда не решишься отправиться в путь. Вот. Моток крепкой веревки, нож и коробка печенья.
На узкой и длинной коробке для печенья были нарисованы ракушки и хоровод морских коньков.
Она подмигнула Мии.
– Не знаю, как мужчины, а я-то ни шагу не сделаю за порог без печенья.
– Ты не сердишься на меня?
– За что, птичка? За то, что ты такой уродилась? Глупо сердиться на того, кто всего лишь хочет сбежать из дома и посмотреть мир. Ступай с богом, моя девочка. И ничего не бойся. Бабушка примет тебя, даже если ты вернешься ни с чем, хромая, босая и одноглазая.
Мия робко улыбнулась и обняла бабушку.