завел мотор и задумчиво пробормотал:
– А ты в курсе, что я все-таки поспорил с Гипаром? На полсотни евро.
– О чем?
– О том, что у Лунь Ву на киске три бородавки. Треугольником.
Младший пожал плечами. А старший загасил окурок о мокрую подошву ботинка и бросил его на коврик, под ноги. Затем добавил странным голосом:
– Так вот, я думаю, что нам надо бы рассказать об этом дерьме, которое мы сегодня сделали для господина Неро, этой китаянке… Лунь Ву. Как ты думаешь, малыш?
Младший полицейский подавленно молчал. Где-то далеко, за Марной, черное небо беззвучно перекрестила вспышка молнии.
Только к утру дождь наконец превратил лужайки Люксембургского сада в маленькие хлюпающие болотца и наполнил мутным смывом тротуаров водостоки по краям набережной. Но он промыл день – и день обещал быть чистым, и небо радовалось, расстилая шатер голубизны и выставив даже в его центр, как угощение для дорогого гостя, яркий сырный круг солнца.
Это солнце разбилось на тысячи осколков в призме знаменитой пирамиды в центре двора Лувра, и сияние солнечных бликов наблюдали сейчас три человека, сидевшие на террасе кафе Марли на улице Риволи. В этот ранний час они были единственными посетителями. Красно-белые тенты распростерли над ними свои купола. Пахло круассанами. Посетителям принесли яблочный пирог, сливовое пюре, три чашечки алжирского кофе с имбирем и две рюмки перно. Перно пили Майбах и полковник, а Варвара Никитична лакомилась пирогом и сливовым десертом. При этом она успевала еще и вязать, держа свою «трикотажную фабрику» на коленях.
– …так значит, Дмитрий Дмитриевич, говорите, что она вот так взяла – и пропала? – задумчиво бормотал полковник, глядя на золотящуюся в солнечном водопаде арку Карусель. – Интересно все это. То есть вы позвонили Неро, и она – пропала?
Издатель вяло пожевал ломтик яблочного пирога и кивнул. Бабушка, на правах равноправной участницы слушавшая весь разговор, тоже кивнула и добавила:
– Ох, и болезная была она! Всегда кутается, всегда деньги до копеечки считает…
– А пропажу фотографии вы обнаружили до этого или после?
Майбах смутился.
– Да… честно говоря, после того, как позвонил вам. Все время ведь на столе лежала!
– В ваш кабинет кто-нибудь мог зайти во время вашего отсутствия?
– Вряд ли.
– А вот и неправда ваша, Дмитрич! – нараспев протянула старушка, пользуясь правом фамильярного обращения. – Ой, неправда! Всего-то вы и не знаете, уж не в обиду вам сказано… Писатель-то наш, Толстой который, частенько к вам в кабинет наведывается. Юркнет да выходит, а губы-то облизывает. Чай, уже бутылку виски у вас выпил, так-то вот…
– Толстой? – быстро спросил полковник, бросив острый взгляд на ангельскую серебряную головку Варвары Никитичны.
– Да, есть у нас тут… из старых эмигрантов, – рассеянно подтвердил Майбах. – Как ни странно, Толстой. Лев Николаевич. Графоман дикий, но корректор отменный. Так вот, значит, как…
– Я уж и хотела вам сказать, – виновато оборонила