отдохни пока, а я уж пораскину умом, чем тебя занять.
Сказал, а сам глазам не верю. Жбан тем временем кивнул, да и встал, как истукан, с метлой в руке – хоть в поле ставь, ворон отгонять. Я его покамест так и оставил, нужно было с топором закончить.
Пока точил, Сенька выскочил, а за ним – Фроська, жена моя.
На двор подивилась и на Жбана с метлой, а затем и вопрошает:
– Скажи, чудище лесное, что ты обыкновенно кушать изволишь?
Тот отвечал, что никакой еды ему и не потребно вовсе. Такое вот диво – не ел он, барин, да и, как потом узнали, не спал совсем. Фроська лоб рукавом-то утёрла, обрадовалась, знамо, что нас не слопает.
Я тем часом топор наточил, да у Жбана спрашиваю:
– Сумеешь ли ты дров нарубить?
– Ещё бы, конечно!
Даю топор ему – не успел опомниться, как он столько уже нарубил, что останавливать пришлось. Да дровишки, барин, получились ровнёхонькие, одно к одному – чудеса, да и только. Он и в поленницу их мигом сложил.
Я тогда водицы из ковша отпил, да Жбана за собой в избу позвал. Он, само собой, согнулся в три погибели, но в избу зашёл. Светит глазами – светло, как днём! Фроська посетовала, что лучина такого света не даёт, – как ведь было бы всё хорошо видно. А я, барин, веришь, полушку нашёл – с полгода как выронил, да и потерял, а тут глядь – она в самом углу, в щёлку угодила, да и застряла там. Подобрал, а то ведь добрый знак был – к удаче, ясно, Жбан объявился.
В избе ему тесно было, потому мы его в хлеву и разместили. Мы с Фроськой в тот день полночи не засыпали – имелось, о чём посудачить. А Сенька – тому хорошо спалось, дитё ведь, – лежал себе, потягивался сладко, да улыбался во сне.
На новый день просыпаемся, а Жбан уже корову подоил и яйца у кур собрал, стоит под дверью, нас дожидается.
Так вот, барин, он у нас жить и стал. Оказалось, в его руках любое дело спорится – мы его к работе и приспособили тогда. И по двору, и по хозяйству – сперва у нас токмо, а потом и по всей деревне, скорости-то ему хватало, шустрый ведь был, каких поискать. В поле хорошо работал, его в поле вообще можно одного было выпускать, да мы всё равно с ним ходили, потому как без дела не привыкли.
Детишки в нём души не чаяли, а Жбан играл с ними – в прятки, например. Он же большой, за бочку спрятался – всё равно видать его, а мелюзге весело, хохочут, смехом заливаются. Катал их на загривке, а у него скорость – будь здоров, наперегонки с лошадьми бегал. Детям ветер в лицо, счастьем лучатся и улюлюкают на всю округу. И вроде на вид-то Жбан чудовищем был ужасным, а на деле оказался добрейшей души.
А мы что думали? Нам, барин, Жбан, известное дело, тоже нравился, не только детям. Никодима он всякие штуки из дерева выпиливать научил, Фроське вот показал гриб какой-то, который можно в суп добавлять, чтоб тот сытнее становился. А как-то раз он досочку смастерил, а на ней клетки вырезал, камушков раздобыл, чёрных и белых, да забаву нам показал, шашки называется – камушки по клеткам прыг-скок, да других