что ещё хуже, бьют рыбу электроудочками – зверство. Вот поэтому теперь и не ловится ничего и на рыбалку не тянет. Другие времена, другие люди, другие пристрастия.
– Нет, Лёша, наверное, в этом ты не прав. И люди те же, и пристрастия одинаковые, только условия для выживания рыбы очень изменились. Изменились, конечно, не без участия человека. Но это – разговор длинный и бестолковый. Давай-ка за встречу… Не будем время тянуть – ты же спешишь. Сколько мы с тобой, друг, не виделись?
– В августе будет ровно пятнадцать лет, как мне предложили перспективную должность – возглавить в соседней области службу собственной безопасности УВД. Тогда и очередное звание присвоили – майор.
– Пятнадцать лет… Время не идёт, а летит быстрокрылой птицей. За пятнадцать лет ты должен носить генеральские погоны… Но ты изменяешься только фигурой – вон каким широким стал.
– Генералом стать образование не позволяет, и связей в высоких кругах нет. А время, Михаил Георгиевич, это такая неопределённая субстанция, что его никак не поймёшь: то летит метеором, то тянется тугой резиной. Что изменилось за последующие пятнадцать лет, после полёта Гагарина в космос? Из истории мы знаем, что не изменилось, практически, ничего. А теперь? Когда я уезжал на новое место работы, у нас были пейджеры, а теперь на твоём столе я вижу суперсовременный телефон. Кстати, неплохо будет, если мы обменяемся номерами. Глядишь, и пообщались бы в свободное время.
– Обязательно, а то, когда ещё придётся встретиться, когда молодость повспоминаем?
– Вообще-то я почти каждый год приезжал сюда в отпуск. Но, с тобой встретиться – всё равно как с космонавтом на орбите. Словно в песне: старость тебя дома не застанет – ты в дороге, ты в пути. То с семьёй на море отдыхал, то с ребятишками в летнем лагере, то у тёщи на огороде. Беспокойный ты слишком…. А пора уже и остепениться. Да и вид у тебя, как у восемнадцатилетнего юноши. Ничего не наросло ни спереди, ни сзади.
– Был грех, был… Лет десять назад заметил, что тесны становятся брюки, режет бока ремень…. Решил прожечь раскалённым шилом дополнительную дырочку. За этим занятием застал меня сосед – учитель физкультуры. «Ты, – говорит. – займись лучше спортом, тогда весь твой „капитал“ словно рукой снимет. Тогда вещи портить не потребуется». И убедил. Стал с ним бегать по утрам. Втянулся так, что, если пробежку не сделаю, то чувство такое, словно позавтракать забыл. Да. Такие, брат, дела.
– Насчёт «встретимся», я скажу тебе, Михаил Георгиевич, точно: в августе месяце. Ухожу я на пенсию. Всё! Надоела жизнь в курятнике, где каждый старается залезть повыше, клюнуть соседа и обгадить ниже сидящего. Надоели разборки со взятками, надоело оправдываться перед начальством, угождать ему. Хочу на свободу, хочу на малую родину. Эх, как не хватает нам Костяна. Его оптимизма и непоседливости.
– А Кости, Константина Фёдоровича нет уже одиннадцать лет….
– Да, Миша, что с Костей-то случилось? Мне мать писала,