на обеденную дойку, вымыла подойник, обвязала его чистой марлицей, положила в карман фартука вазелин для коровьих сосков и кусок хлеба с солью – лакомство любимой корове.
– Ты думаешь, мама корову на чужих людей бросит? – спросила Нина, наблюдая за материнскими хлопотами.
– Да билет до Москвы девяносто четыре рубля стоит, – поддакнула Нюша.
Нина всплеснула руками.
– Мама, хватит! Вы опять все старыми деньгами меряете! Девять сорок стоит билет – запомните уже.
Нюшка подвязала светлый с каймой платок, взяла подойник и вышла в сени.
– Ушла, наконец, – обрадовалась Нина, едва за матерью захлопнулась дверь, – Хочешь посмотреть мои обновы?
– Хочу! – так же весело, в тон ей ответила Танька.
Нина потащила подругу в горницу и там началось действо.
Она распахнула стоящий на скамейке чемодан так, что его содержимое вывалилось наружу.
Чего здесь только ни было: и прозрачная кофточка из материала, называемого газ;
и широкая юбка фасона «солнце- клеш», и светлый джемпер машинной вязки.
Нинка примеряла на себя эти вещи и бросала Таньке, но у той от волнения даже голос изменился, и она хриплым шепотом спрашивала разрешения потрогать.
– Меряй и ты! – предложила Нинка и бросила подруге пресловутый «солнце-клеш».
Татьяна надела на себя широченное чудо в бесконечных складках и замерла у зеркала.
Юбка шла ей необыкновенно, делая талию тоньше, а фигуру стройней..
И даже выцветшая ситцевая кофточка, в которой она ежедневно разносила почту, не портила ее.
Нина оглядела ее критически.
– Сюда бы гипюровую блузочку. Или на, переоденься в мою белую, а к ней бусики подберем.
Татьяна покидала дом Нюшки абсолютно счастливой, ведь ей досталась от щедрот подруги та самая юбка с дивным названием «солнце-клеш».
Урожай по осени собран, из белого налива и штрифеля сварено повидло на зиму, картошка выкопана и сложена в погребе.
Володя вставлял в окна вторые зимние рамы, а между ними прокладывал белую тряпицу с выложенными елочными игрушками из серебряной бумаги.
Октябрь перевалил за середину, и вместе с падением последних листьев стал сильнее чувствоваться холод. По утрам Танька вывозила велосипед прямо на прозрачный ледок подмерзших луж, а ближе к обеду тащила свой транспорт по растаявшей грязи. Темнело рано, и только радио спасало от скуки.
В клуб привезли фильм «Здравствуй, Москва!»
Танька смотрела, не отрываясь, пока Володя несколько раз выходил на крыльцо покурить и переброситься парой слов с мужиками.
Рядом с Танькой сидела Васильчиха и грызла семечки, швыряя лузгу во все стороны. Танька брезгливо отодвинулась.
– Небось, в Москве не стала бы плеваться, вывели бы ее из кино за милую душу, – подумала она.
Снова пробудились в ней мечты о столице. Увидеть Кремль, сходить в театр, да и по магазинам,