монах-хронист Ордерик Виталий (писавший, правда, уже в XII в., но опиравшийся на свидетельства очевидцев, многочисленные документы и житийную литературу более раннего времени) сообщает, что «страшная засуха сожгла траву на лугах; она истребила жатву и овощи и потому произвела ужасный голод»; в 1095 г. «Нормандия и Франция были отягощены великой смертностью, опустошившей множество домов, а крайний голод довел бедствия до последних пределов».
Почти все современные хронисты говорят о большой нужде, царившей на Западе из-за неурожаев, стихийных бедствий, истребительных эпидемий, падежа скота.
Феодальный же гнет все более усиливался. Он вызывал законное возмущение крестьян. Подчас измученные нуждой и голодом земледельцы поджигали и опустошали имения, расправлялись с наиболее ненавистными сеньорами. Чаще, однако, стихийный протест крепостной деревни принимал пассивные формы. Иногда крестьяне целыми селами снимались с насиженных мест и уходили куда глаза глядят. Бегство крестьян – массовое явление в XI в. О нем повествуют грамоты, хроники, жития святых и прочие литературные памятники. Крестьяне искали в бегстве спасения от поборов и вымогательств, от разбойничьих нападений феодальных банд, от лютого голода и гибельных эпидемий. Вместе с тем усилились различные проявления религиозного аскетизма, тяга к уходу в монастыри, к отшельничеству, особенно на протяжении «семи тощих лет», когда по странам Европы распространился настоящий «дух подвижничества». Эта черта общественной психологии низов весьма важна для понимания причин Крестовых походов, она во многом объясняет восприимчивость широких масс к идее религиозного подвига.
Рост религиозных настроений в деревне порождался невыносимыми условиями жизни сервов. Забитые нуждой, придавленные личной зависимостью от сеньора, они были принижены и своей умственной темнотой. Ее всемерно поддерживали католические священнослужители, требовавшие от крестьян долготерпения и покорности господам, внушавшие страх перед геенной огненной. По учению христианства, адские муки ожидали на «том свете» людей строптивых и не послушных властям. Находясь в плену религиозных взглядов, прививавшихся ему с детских лет, темный и невежественный землепашец, который свыкся с нуждой и ничего не видел дальше собственной хибарки, воспринимал социальные и стихийные бедствия сквозь призму своего примитивного мировоззрения. Неурожай, голод, «огненная чума», унесшая в могилу его жену и детей, – все это представлялось ему карой небесной, ниспосланной свыше за неведомые грехи. Отсюда поневоле и возникала мысль, вернее, смутное чувство, что, быть может, избавиться от страданий повседневности нельзя иначе, кроме как умилостивив разгневавшегося Бога. Каким же образом? Прежде всего, совершив какой-либо из ряда вон выходящий, героический – но именно в религиозном смысле – подвиг во «искупление грехов», приняв мученичество за веру!
Так жажда освобождения от гнета сеньора, стремление сбросить