ругательствами, как заправская скандалистка. Лайди не выдержала и рассмеялась.
Остальные сестры уже ушли вверх по течению. На залитом солнцем берегу подпрыгивало несколько десятков креветок.
– Сестра, собирай быстрей! – крикнула одна из младших.
Лайди подняла корзину и обернулась к Цюди:
– Вот вернемся домой, ужо доберусь до тебя, глупышка маленькая! – И принялась быстро подбирать улов.
Однообразное занятие позволило забыть о переживаниях, и она даже замурлыкала неизвестно откуда запомнившийся мотивчик:
– Нет у тебя сердца, матушка моя, за торговца маслом выдала меня…
Вскоре она поравнялась с сестрами, которые вплотную друг к другу двигались вдоль берега, высоко подняв зад и почти касаясь подбородком воды. Они шарили вокруг, медленно продвигаясь вперед. За ними, покачиваясь на поверхности помутневшей воды, плыли оторвавшиеся желтые водоросли. Выпрямлялись девочки – то Линди, то Паньди, то Сянди, – лишь поймав креветку. Все пятеро бросали их на берег почти без остановки. Лайди приходилось подбирать их чуть ли не бегом, за ней хвостиком еле поспевала Цюди.
Они и не заметили, как вплотную подошли к горбатому каменному мостику через реку.
– Выходите! – крикнула Лайди. – Все выходите! Корзина полная, пора возвращаться.
Сестры нехотя вышли на берег: руки белые от воды, ноги в красноватом иле.
«Сестра, почему сегодня в реке так много креветок? Сестра, а мама, наверное, уже родила нам маленького братика? Сестра, а японские дьяволы – они какие? Они правда маленьких детей едят? Сестра, а почему у немых всех кур перерезали? Сестра, а почему бабка нас все время ругает? Сестра, а мне приснилось, что у мамы большой вьюн в животике…» Они засыпали Лайди вопросами, но она ни на один не ответила. Ее глаза были прикованы к мосту, посверкивающему красноватыми бликами. Рядом с ним остановилась примчавшаяся из деревни коляска – та самая тройка на резиновом ходу.
Коротышка-возница сдерживал разгоряченных лошадей, и они, звонко цокая копытами и высекая из камня искры, ступили на мост. В коляску вскочили несколько полуголых мужчин, опоясанных широкими ремнями из воловьей кожи с медными бляхами, сверкающими на солнце. Лайди узнала их: это были охранники из усадьбы Фушэнтан. Сперва они выбросили из коляски кипы соломы, потом начали выгружать бутыли с вином – всего двенадцать. Возница стал поворачивать коренного, чтобы тот сдал назад, и поставил коляску рядом с мостом. Тут она увидела младшего хозяина, Сыма Ку, – он мчался со стороны деревни на велосипеде. Черный сверкающий велосипед всемирно известной немецкой марки, первый в Гаоми и во всем Дунбэе. Ее дед, Шангуань Фулу, – этому всегда невтерпеж, – улучив момент, когда никто не видел, подержался как-то за ручку руля. Но это было прошлой весной, а сейчас желтые глаза младшего хозяина, казалось, метали голубые молнии. Он был в длинном халате из дорогого плотного шелка поверх белых заграничных брюк, перевязанных на лодыжках синими ленточками с черными кистями,