ушками из меха.
– Это всё подарки ей от командира Лу и комиссара Цзяна, – указала она на малышку. – Маленький братик, конечно, тоже может все есть, – добавила она, указывая на меня.
Матушка бросила полный безразличия взгляд на пышущую энтузиазмом барышню Тан с ее румяными, как яблочки, щеками и глазками цвета зеленого абрикоса:
– Заберите все это назад, барышня. Эти вещи слишком хороши для детей из бедной семьи. – И, выпростав груди, сунула один сосок мне, а другой – девчонке из семьи Ша. Та довольно запыхтела, а я запыхтел злобно. Она задела меня рукой по голове, я в ответ лягнул ее по попе, и она разревелась. А еще до меня доносились беспрестанные, еле слышные и нежные всхлипывания восьмой сестренки, Юйнюй, – плач, которым заслушались бы и солнце, и лунный свет.
Барышня Тан сообщила, что комиссар Цзян придумал девочке имя.
– Он большой интеллектуал, учился в университете Чаоян в Бэйпине, писатель и художник, английский язык знает в совершенстве. Цзаохуа – Цветок Финика – разве не красивое имя? Оставьте ваши подозрения, тетушка, командир Лу сама доброта. Если бы мы хотели забрать ребенка, давно бы уже забрали, это же плевое дело.
Она достала из-за пазухи молочную бутылочку с соском из желтоватой резины, смешала в чашке мед с белым порошком – я узнал запах, потому что так пахло от иностранки, приезжавшей за наставлениями к Линди, и понял, что это порошок из молока заморской женщины, – залила горячей водой, размешала и залила в бутылочку:
– Вы, тетушка, не позволяйте ей с братиком драться за грудь, так они вас всю высосут. Разрешите, я ее вот этим покормлю. – С этими словами она взяла Ша Цзаохуа на руки. Та вцепилась в матушкин сосок, и он вытянулся, как тетива на рогатке Пичуги Ханя. В конце концов она его отпустила, сосок медленно сжался, как облитая горячей мочой пиявка, но обретал изначальную форму довольно долго. Сердце у меня просто кровью обливалось, и ненависти к Ша Цзаохуа я исполнился тоже из-за этого. Но к тому времени маленькая бесовка уже лежала на руках у барышни Тан и, как безумная, сосала фальшивое молоко из фальшивой груди. Сосала с наслаждением, но я ей нисколько не завидовал. Теперь матушкина грудь снова только моя. Давно я не спал так крепко и спокойно, упиваясь во сне молоком до опьянения и блаженства. Весь сон был наполнен его ароматом!
С тех пор я преисполнился благодарности к барышне Тан. Под грубой серой армейской формой у нее выступали крепкие грудки, она казалась красивой и милой. Они, правда, чуть отвисали, но форму имели первоклассную. Закончив кормить Ша Цзаохуа, она отложила бутылочку, развернула шубу, в которую была закутана девочка, и вокруг разнеслась вонь, как от лисы. Я обратил внимание на то, какая кожа у Ша Цзаохуа – молочно-белая. Надо же, лицо черное как уголь, а тело такое белое. Барышня Тан одела ее в шелковый костюмчик, надела шапочку лунного зайца72, и получился прелестный ребенок. Откинула шубу в сторону и принялась высоко подбрасывать хохочущую и довольно агукающую Ша Цзаохуа.
Чувствовалось, что матушка напряглась и выжидала момент, чтобы подскочить и забрать ребенка. Но барышня