Просто так – Ранье? И откуда вы прибыли? Где ваша семья? – продолжала расспрашивать Мария.
Голос и уверенный тон юноши понравились ей, она даже перестала смотреть в окно, и с интересом разглядывала в темноте фигуру и лицо пажа.
– Ранье из Ла Гонды, ваша милость, – юноша поднял голову повыше, и его лицо оказалось в полосе света, падающего от огня зажжённых Челестой свечей в канделябре, так что Мария могла разглядеть его покрасневшие щёки и блеснувший дерзкими огоньками взгляд.
– Я прибыл во Флоренцию с отцом, – продолжал паж, – он служит главным конюшим у Его милости Великого герцога Тосканского.
– А вы, что же, никогда не подумывали о том, чтобы проситься на службу в гвардию герцога? – этот вопрос прозвучал несколько надменно и с вызовом – Мария специально повысила голос, чтобы юноша перестал принимать её за капризную девицу, которую следует охранять, будто диковинную птицу в золотой клетке.
– Его милость предложил мне место в своей личной гвардии. Но я отказался.
Этот ответ без тени бахвальства или ожидаемой лести задел Марию. Она ожидала, что перед ней будут лебезить, уверяя в том, что служить дому Медичи – это честь, удостоиться которой может далеко не каждый. Да хоть бы и соврал, наконец! Но нет же, этот паж смотрел на неё, не выказывая ни малейшего подобострастия! И даже его щёки перестали краснеть, будто это не она бросила ему вызов своим вопросом, а он ей!
– Прочь! – приказала Мария после минутного молчания, и её резкий тон заставил притихшую в углу Челесту встрепенуться.
– Как? Но ведь он же… Синьор Ранье – ваш паж! Он должен оставаться здесь, пока не прикажут… Охранять вас. Разве нет? – попробовала протестовать она, памятуя недобрые события, которые опрокинули жизнь юной синьоры всего несколько месяцев тому назад.
– Нет! Синьор Ранье больше не мой паж. Я впервые вижу его и не желаю видеть впредь, – ответ Марии попал в самое яблочко и заставил юношу вспыхнуть.
– О, синьора, не гоните меня, не узнав всего! Я умоляю вас!
– Он не только глупец, а ещё и упрямец! – зло прошептала Мария, даже не взглянув в его сторону.
Он же воспринял её молчание, как разрешение заговорить с ней, а потому, вместо того, чтобы удалиться, плотно закрыл обе створки дверей и несмело шагнул на середину комнаты.
– Позвольте открыться вам, ваша милость, – тихо проговорил он, не смея поднять опущенную голову и посмотреть ей в глаза.
– Вот уж не знала, что самые дерзкие упрямцы рождаются в Ла Гонде! – смягчившись, ответила на эту просьбу Мария и милостиво кивнула. – Ну? Говорите же! – повторила она после некоторого молчания.
Ранье поднял голову и, встретив обращённый на него насмешливый взгляд, снова зарделся румянцем.
– Если ваша милость позволите, то я признаюсь вам. Я здесь потому, что хотел служить вам. Не семье Медичи и не монсеньору герцогу, нет. Я хочу всегда