узким гребешком волос между ног. Розовый бюстгальтер, очевидно, не высох и она, приложив влажную материю к груди, сморщилась смешно, и немного подумав, свернула и сунула его в сумочку, а шерстяное платье еще не совсем просохшее с трудом через голову одела на голое тело.
Мне пришлось поспешно ретироваться и мчаться стремглав назад. Я вновь чуть не растянулся на повороте и еле успел! Когда она появилась в сенях, я уже сидел мокрый на стуле, у открытой двери, и с меня лилось не меньше чем с нее, когда она уходила.
– Спасибо за печку. Так тепло и здорово! – промолвила она с добрыми нотками в голосе, когда я услышал ее шаги у себя за спиной.
– Я рад Маша! – обернулся я к ней. – Так лучше будет.
– Правда, шикарно! Других слов не найду – я вам так благодарна. Вы очень добрый и хороший.
«А какая ты хорошая – не представляешь!!! У меня до сих пор руки дрожат!» – подумал я, стараясь быть спокойным, и пытаясь никак не выдать душевного волнения. Я глядел на нее, и только что увиденное, яркими образами всплывало у меня в сознании. Мои глаза видели ее вновь без этого сурового клетчатого платья. А она наивно хлопала ресницами и мило улыбалась.
– Хотела спросить, – вдруг промолвила она бросая взгляд в соседнюю комнату. – Видела у вас гитару. Вы играете?
– Немножко.
– Может, когда-нибудь, я услышу вас? – лукаво щуря глаза, сказала моя гостья.
– Моя игра тебе быстро надоест, и ты непременно попросишь спеть, – разведя руками констатировал я.
Она улыбнулась, как будто своим мыслям.
– Наверно так и будет. А что тут плохого?
– А пою я скверно и даже отвратительно, – пришлось сознаться мне.
– Совсем?! – не поверила моя гостья.
– Увы! Без сомнений. А в гитаре не важно как ты играешь – главное как ты поешь.
– Не задумывалась, – с нотками сожаления промолвила она.
– Это правда. Ты знаешь, сколько заблуждений окружают нас, – это была ключевая фраза. Спусковой крючок. Я почувствовал, что меня понесло. Если девушка нравилась мне, меня несло. И чем сильней – тем больше, и я продолжил не в силах совладать с собой, – это и в живописи и литературе так. Люди думают, если человек умеет рисовать, то он уже художник.
– Вы так не считаете?
– Человек, который может точно нарисовать, еще совсем не художник, он просто хорошо владеет карандашом. Он ремесленник, а не творец и возможно им никогда не станет. Так можно любого учителя русского языка назвать писателем. Да! Он грамотно пишет, правильно излагает на бумаге свои мысли, возможно даже прекрасно разбирается в литературе и учит учеников, как писать сочинения – но все же до писателя ему далеко. До хорошего я имею в виду.
– Пожалуй насчет учителя, я с вами соглашусь. А у вас на гитаре шесть струн или двенадцать?
– Шесть – одинарный набор.
– Жаль конечно!
Мне