понял, – Федор вытер здоровой рукой окровавленные глаза и, к удивлению, рядом вместо Деда Филимона увидел стриженого Бобра, именно так заключенные нарекли начальника лагеря.
– Как это не просил? А амнистия? А уговор? – не понял Федор.
– Вроде взрослый парень, а все в сказки веришь… Я ж на твой проигрыш ставил.
– Хм… А кто этот новенький? Профи?
– Догадливый… Попался на спекуляции золотом…
– Значит, я победил настоящего профессионала, прав был Филимон, надо уметь побеждать свой страх, иначе ты – умер!
– Иди к врачу, умник! – недовольно буркнул Бобр, помечая что-то в записной книжке.
В скромном лагерном медпункте, куда добрел Федор после полуфинального боя, местный Айболит наложил ему шину на сломанную руку и выдал дефицитный бинт, чтобы тот сам смыл запекшуюся кровь с лица. К этому времени рассеченная бровь перестала сочиться и, по мнению субъекта, некогда дававшего клятву Гиппократа, надобность в наложении швов отпала.
– Не боись, и так заживет. Как говорится, до свадьбы!
– Лучше бы до амнистии…
– Это кому как нравится. Слушай, боксер, тут твой друган старшой лежит.
– Кто? – не понял поначалу Федор, – Дед Филимон?
– Для кого Дед, а для кого и осужденный Филимонов.
Гришка бросился за ребристую ширму, за которой на железной панцирной кровати с закрытыми глазами лежал Дед Филимон.
– Филимон! – тихо позвал Федор, но наставник не реагировал.
– Без сознания он… Звать бесполезно, – пояснил Айболит.
Гришка присел на краешек кровати, осторожно погладил теплую жилистую руку Филимона, но ответа не было.
– Я выиграл! Филимон! Выиграл у этого новичка в полуфинале! По очкам, правда, но руку сильно повредил… Так что с финалом пролетаю… Слышишь? Этот соперник профи был, ты точно с ним знаком. Я теперь это понял…
– Зря стараешься, не слышит он, в коме.
– Что с ним? Почему в коме?
– Сарафанное радио передало, мол, кто-то помог твоему наставнику упасть за то, что не передал особые пожелания начальства по проведению полуфинала, основанные на заведомом проигрыше. А Филимонову такой договор не понравился.
– Это ж как надо было Деда нокаутировать, чтобы он впал в кому, – холодея, шепотом произнес Федор.
– Много и не надо. У него такой букет… Странно, что вообще еще живой. Он давно страдал и провалами в памяти, и псориазом, а еще прогрессирующей атрофией головного мозга, эпилепсией… К тому же быстро зрение терял, печенка никакая… Несколько лет назад у него была трепанация черепа, я тогда в больничке областной интерном практиковал. После той операции он провел в коме несколько дней, но выбрался. Так вот один из его лечащих врачей мне признавался, что еще никогда не видел, чтобы головной мозг был так сильно поврежден.
– Хм… Он поправится?
– Не думаю… Да и что это за жизнь… Одно мучение… Кто его здесь лечить