много правды. Нелюдимость и скрытность принцессы переходили всякие грани понимания. С тех пор, как Моргана появилась в замке своего отца, у нее никогда не было подружек. Юные придворные девицы ни разу не могли угодить ей: о чем бы они не заводили с ней беседу, как бы ни пытались вовлечь в игры, Моргана никогда не изъявляла желания поддерживать общение, а чаще вообще игнорировала всех, кто к ней обращался, всем своим видом выражая недовольство, что ее одиночество нарушают. Чуткая, как все феи, она быстро находила слабые места окружающих, и часто прицельно била по ним; нескольких тихих вскользь сказанных слов принцессы было достаточно, чтобы ввергнуть в слезы служанку или придворную даму. Слушалась она только своего отца, Мерлина и леди Алиену – последней пришлось проявить незаурядное упорство, чтобы добиться от принцессы повиновения. При дворе даже устраивали пари на то, что наставница сдастся, но этого не случилось. «Феям дано больше свободы в действиях, чем людям, но зато их настроения изменчивы, а люди более упорны в своих поступках, – это значит, что при известной настойчивости я рано или поздно заставлю принцессу с собой считаться», – упрямо говаривала леди Алиена после каждой неудачной попытки приручить маленькую дикую инарку, и, в конце концов, победила. Поняв, что леди Алиена не отстанет от нее, пока не заставит сделать по-своему, Моргана со временем неохотно признала ее авторитет. Усилия наставницы были не напрасны: к шестнадцати годам принцесса вполне могла считаться человеком, по крайней мере, в глазах тех, кто видел ее издалека, например, из толпы подданных, пришедших на аудиенцию первого дня полнолуния, а бо́льшего от нее пока и не требовалось.
При скверном характере Моргана обладала необычно тонкой внешней красотой. Эта угрюмая девочка разбивала сердца молодых рыцарей, не прилагая к тому совершенно никаких усилий. От ее присутствия у юношей захватывало дух; если ей случалось бросить взгляд на кого-то из них, они наперебой хвастались об этом друг другу, надолго теряли покой и вздыхали о принцессе бессонными ночами. В карих глазах Морганы, прикрытых выразительной дугой век и длинными ресницами, словно бы хранилась вся мудрость мироздания, и всякий, кто смотрел в эти лучистые очи, оказывался под впечатлением, что их обладательница видит его насквозь, разделяя с ним все тайны, все сокровенные мысли и чаяния его души. Однако это был лишь бесполезно волнующий душу самообман: этот пронзительно мудрый взгляд вовсе не отражал человеческую индивидуальность принцессы, а был общеродовой чертой фей, в чьих сердцах и вправду издревле хранилось тайное знание о мире, но вот только делиться этим знанием никто из них не собирался, да и не смог бы даже при желании, ибо природа феи и природа человека разнятся между собой. По неудачному опыту многих было известно, что как бы не старались влюбленные юнцы заслужить расположение принцессы, она была равнодушна к их чувствам, а то и зло смеялась над ними. Те несчастные, которых угораздило влюбиться в Моргану, вынуждены были скрывать это из-за страха перед ее насмешками