лапа была выбрита – туда ставили капельницу.
– Бедная моя детка! – проворковала Виктория, открывая переноску и засовывая туда руки.
Кексик в замешательстве уставился на нее и тихонько зарычал.
– Он нас не узнает! – ахнула она и стала осматривать его в поисках еще каких-нибудь повреждений.
– Это все лекарства, – авторитетно заявила Люси. – Это из-за них он сам не свой. Может, он теперь совсем одряхлеет.
– Я уверена, что с ним все будет в порядке, как только вы заберете его домой, – снисходительно улыбнулась медсестра. – Он просто немного травмирован всей этой историей. Правда, мальчик?
Кексик повернул голову на звук голоса сестры и с любовью уставился на нее. Люси зыркнула на нее с неприкрытой ненавистью.
– Итак, с вас сто тридцать девять фунтов семьдесят пять пенсов, – с сияющей улыбкой объявила сестра. Судя по ее виду, бо́льшая часть суммы должна была пойти к ней в карман.
– Не могли бы вы послать счет моему супругу? – улыбнулась я в ответ. Экс-супругу. Отдельно живущему супругу. Супругу, который давно уже вовсе не супруг. – Мистер Пол Бриджмен, Тайлхаус-Мьюз, тридцать два «a».
Улыбка моментально стерлась с ее снисходительного лица. Она положила руку на кошачью переноску, как будто боялась, что та убежит.
– Мы настаиваем на внесении платы сразу после окончания лечения, – твердо сказала она, указывая на объявление у себя за спиной: «Мы настаиваем на внесении платы сразу после окончания лечения».
– Лечение еще не закончено, – заметила Виктория. – Вы сказали, что он должен будет принимать лекарства всю оставшуюся жизнь.
– Каждое новое предписание оплачивается, как отдельный курс лечения, – пропело чудо в белом халате, указывая на другое объявление, гласившее – угадайте, что? Меня ужасно заинтересовало, сколько еще объявлений она выучила наизусть. Но я справилась с желанием проверить ее на знание схемы «Правильный вес для вашего питомца» и рекламы программы страхования домашних животных (с неизменной счастливой семьей и их лабрадором).
– Итак, с вас сто тридцать девять фунтов семьдесят пять пенсов, – повторила сестра, улыбаясь уже не так широко. – Пожалуйста.
– У меня их нет, – прошептала я.
Я оглядела приемную, не желая, чтобы кто-нибудь стал свидетелем моего позора. У двери сидела пожилая леди с пожилым же пуделем на коленях, и двое детей принесли кого-то маленького и шустрого в картонной коробочке.
– Прошу прощения? – повысила голос сестра.
– У меня их нет, говорю. У меня вообще нет денег.
В моем воображении приемная мгновенно превратилась в сцену мюзикла. Пожилая леди и двое детей вскочили на ноги и приняли позы, выражающие справедливое негодование:
У нее нет денег?
У нее нет денег!
У нее нет денег для кота!
У нее нет денег?
Совсем-совсем нет денег!
Вот это да, вот это красота!
В центре приплясывала медсестра, прижимая к себе переноску с Кексиком и напевая